KHR! Dark Matter

Объявление

ПРОЕКТ ЗАКРЫТ С 17.03.2020

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » KHR! Dark Matter » Основной сюжет » 17.08.2015 | Actum ne agas


17.08.2015 | Actum ne agas

Сообщений 1 страница 21 из 21

1

1. Время и место
Около 15:40, особняк Джессо
2. Участники
Byakuran Gesso, Squalo Superbia
3. Краткий сюжет
Кто старое помянет, тому глаз долой. Потому несмотря на воспоминания о кровавом противостоянии в несбывшемся будущем, Вонгола желает заполучить Джессо в союзники. Или - как минимум - "прощупать почву".

0

2

Густой и насмешливый аромат чайных роз заполнил легкие до днища. Почти тошнотворное гниение сознания, насмешливое в своих куртуазных порывах, легкое в своих желаниях. Вился запах анемонов, немного лилий – душащий флер из сада. Как же быстро менялось время. Конец лета. Косой луч дневного солнца упал в пруд, и ветер заиграл неловкой рябью, как струнами арфы. Это не огненный бог Ра печальными мазками рисует в слепых облаках, и Бьякуран не воплощение пестрокрылой Маат: его перо не перевесит обугленное сердце, что жаждет ответов. У Бьякурана нет ответов на ваши вопросы. Просто лучистое божество, живущее в листьях-фонариках, играло в прятки, почти как детские феи, родом из прошлого, что пахло медом и ромашками. Просто сегодня хотелось верить в присутствие напыщенного чуда.  Сжать пальцами прощающийся перед круг огненного гиганта… и раздавить. Вопросы были и будут. Он не искал на них ответов.

Он любил Сицилию. За что? За душащий запах цитрусов, за бары, открытые до утра, казино, за легкий соленый бриз, за то, что все знакомые морды поблизости - и ты их из-под земли достанешь. Поэтому и выстроил крупный особняк здесь, больше похожий на древнегреческий дворец. Но эта потерянная архитектура умело сочеталась с готическими сводами, узорными рамками и золотой лепниной. Все равно надо было куда-то вкладывать деньги, пропахшие гарью, а от гранитных колон и мраморной кладки отлично отмывались пятна чей-то дешевой крови. Практично и презентабельно. Впрочем, в мороженом её не было, только малиновый сироп. С наркотиками Джессо редко связывались, больше с оружием и черными рыльцами, почти любовницами с белыми запястьями. Белый песок оставался для него пустой пустыней.

Порывом ветра сорвало с деревьев несколько цветков с большого куста поздней сирени; её тяжелые кисти медленно раскачивались в наполненном истомой воздухе. Бьякурану казалось, что он слышал, как медленно булькает под кожей итальянский жар, словно Тор бил громовыми раскатами где-то в костях. Он сидел на веранде в своем любимом кресле с мягкой обивкой и ел мороженое, ожидая одного варийца почти как старого друга. Нет, друзьями они не были, но жертвами одного обстоятельства - вполне. Сердце под кожей билось медленно и ровно, чужое, его не сжимала испрошенная шрамами в гнилой плоти рука. Правда, холод в жилах жил до сих пор.

Бледная ладонь с силой сжала ветку сирени, почти до побледневших костей, как сжимают горло на свидании со старой бабочкой. А в воздухе прозрачно и безлико метались надежды на поднебесное серебро и надпись «Happy end» на старом пергаменте укрытом золой. Бьякуран выронил ветвь, темные лепестки упали на круглый стол, он запустил пальцы в волосы и снова сжал пряди в стальной хватке. Одно имя… целый мир… микро-вселенная укатилась куда-то за шиворот мафиозного камзола. Тсунаеши Савада – нарыв на глазном яблоке всех самый святых, белоснежно-чистых, кристально живых мафиози. Он предатель? Детская сказка про летающих в ночи зубных молей и зеленых мамонтят. Аппассионата его сердечного ритма забилась глухо под ребрами. Ответов на вопросы у него не было. Желание найти – едва ли. Удивительно, но сложившиеся обстоятельства его более чем устраивали. Тяжело в сознание приходили мысли о том, что  во мгле цинизма слишком сладко плыть, и так легко. Тсунаеши Савада – немного союзник, но… Джессо не мог понять, почему он должен что-то делать?

Он ждал Скуало почти как старого друга, хоть и поделили они лишь одну пулю, случайно, странная партия.  Нужно было определить, оставались ли Джессо в Альянсе, решить на картах, не совсем звёздных, дальнейшие росчерки дорог, зашить в веки эти мирки из живых иллюзий. Союзниками они были едва ли, просто пока интересы соприкасались - шаткая нить мира, почти как нить Ариадны, чуть-чуть не красная нить судьбы, некрепко связывала несколько семей. Броситься ради них в огонь? Нет. Не дать упасть в холодные путы ошалевшего моря? Едва ли. Сжать запястья своими руками в вероломный час нужны? Вполне.
- Кикё-кун, встреть нашего дорого гостя, хорошо? – его слова веселой песенкой заскользили вдоль изгиба стен. Звонкий смех, тонкий, как крылья стрекоз выплыл из приоткрытых губ. А огонь аметистовых глаз неожиданно мягок.

Отредактировано Byakuran Gesso (06.09.2016 19:09:34)

+1

3

Ох, Сицилия. Прекрасное место, где можно насладиться, чем угодно. Хочешь - иди в бар, хочешь - узнавай местный акцент в речи незнакомых людей, а как здесь красивы фонтаны, которые зажигаются ночью разноцветными огнями. Облако успел принять участие в нескольких экскурсионных турах и отметить про себя, что Небо выбрал отличное место для грандиозных открытий, ведь, здесь много возможностей по разным направлениям, как в мирном русле, так и в мафиозном.

Сейчас он был рядом с боссом семьи Джессо, но стоял около окна и как-то отрешённо смотрел на то, как течёт время на улице. Туристы фотографировались, а мирные жители шли по своим делам. Ничего необычного, но когда ждёшь кого-то, время нарочно замедляет свой ход, давая возможность подумать о чём-то, а может быть, заняться самокопанием.

 Честно говоря, известие о том, что десятый босс Вонголы жестоко рассправился с людьми, повергло Облако семьи Джессо в недоумение и лёгкий шок. Если вспоминать не сбывшееся будущее, то Савада Тсунаёши был человеком добрым и готовым всегда придти на помощь своим друзьям и подчинённым. Чего греха таить, он бы и к врагам относился с искренним сопереживаниям, если бы не его хранители, а в особенности Ураган Вонголы и реппетитор - аркобалено Солнца, Реборн. Они всегда стремились направлять в нужное русло непутёвого босса. В этом времени Облако Маре и Савада Тсунаёши ещё не пересекались, поэтому судить трудно, но в голове никак не складывалась мозаика понимания, что же такое могло случиться, чтобы Небо семьи Вонгола стал жестоким убийцей невиновных и попал в тюрьму. Тут, конечно, Кикё мог бы позлорадствовать над его положением, так как имел свои счёты с Савадой, но это не он его довёл до такого. Хотя вывести из себя этого мальчишку не составило бы проблем. Может быть, кто-то поспособствовал этому? Такой вариант более логичен. Не все люди честны в своих намерениях, поэтому такого доброго мальчика могли подставить, так как им можно легко управлять. Не понадобится даже чётко проработанного плана, достаточно импровизации.
Что касается хранителей, то стало даже интересно, как они это переживают. Было бы забавно понаблюдать со стороны, как они будут действовать и что предпринимать, чтобы забрать Саваду из тюрьмы, ведь просто так идти туда равносильно самоубийству. Значит, нужны другие ходы, но как убедить Виндиче отпустить мальчишку без потерь?
"Значит, грядёт битва не на жизнь, а насмерть?" - Подумал Кикё, ухмыльнувшись. Он был уверен в том, что к этому всё и идёт, иначе как обьяснить появление на базе капитана Варии, отряда независимых убийц? Облако Маре уже строил свои предположения по поводу цели визита такого импульсивного человека.
Из воспоминаний о другом времени лидер Венков помнил, что между Мильфиоре и Варией была такая же вражда, как и с Вонголой и вот тут то возникал вопрос о том, какими же будут  отношения между семьями и отрядами в этой временной параллели? Сам он не имел ничего против Варии, но и друзьями не считал. Знакомые? Может быть.

Вот и подошло то время, когда Дождь Варии заявился к семье Джессо и босс попросил Облако Маре встретить его. Хранитель посмотрел на Джессо, пытаясь понять его намерения относительно Дождя Варии.
- Да, Бьякуран-сама, - официально говорит Облако Маре и покидает созерцание уличной жизни. Он отправился к месту встречи с... союзником?
- Добрый день, Скуало-сан, - вежливое обращение к Хранителю Дождя без единой толики чего-то плохого звучал настолько доброжелательно, что можно было сделать ложные выводы о том, будто Облако простой человек, не связанный с мафией. Подобному спокойствию стоило бы поучиться многим.
- Бьякуран-сама уже ждёт тебя, поэтому, пожалуйста, следуй за мной, - Хранитель не стал говорить чего-то не по делу, не смотря на то, что любил поговорить. Всё чётко и по делу, ради которого прибыл гость.
К Бьякурану они шли в тишине, а когда достигли его, Кикё изящным движением руки указал на диван напротив босса Джессо.
- Присаживайся, в ногах правды нет. Может, хочешь выпить чего-нибудь? Чай или кофе? - Облако улыбнулся. Возможно, он сейчас переигрывал добропорядочного хозяина, но всё-таки надо отдать дань вежливости. На счёт босса и себя он даже не сомневался. Если Скуало согласится на угощение, он лично принесёт его всем троим.

+2

4

Офф: Внешний вид

Светло-серый костюм, не стесняющий движений.  Белая рубашка, застегнутая до последней пуговицы. Короткие волосы. С собой небольшой походный клинок, скрытый под рукавом. На руках – белые перчатки, Варийское кольцо Дождя – поверх, на среднем пальце правой руки.

Скуало Супербиа редко доводилось самому водить машину. Обычно он предпочитал расслабиться, не мучаясь с навигатором, картами, дорожными знаками и прочей раздражающей ерундой. Куда полезнее было потратить это время на короткий сон, просмотр бумаг или же просто обдумывание злободневных проблем и вопросов. В дикой юности ему пришлось много путешествовать как автостопом, так и пешком. Он привык к бесконечным дорогам, убегающим за горизонт, в неведомые дали, к неизвестности, точно также, как и к бескрайним просторам без единого следа человека. Мечнику всегда казалось, что там, где-то ждёт что-то совершенно иное. Его носило как перекати-поле, которое никак не могло ни за что зацепиться, а теперь вот как всё сложилось...  Но старые привычки оказались сильны. Скуало, став варийцем, ничуть не смущался добираться и на миссии со случайными спутниками или на любом другом транспорте: и удобнее, и отследить труднее перемещение известного киллера. Уж что-что, а врагов хватало. С появлением животных и колец стало еще проще – большая белая акула была как отличным напарником в сражении, так и транспортным средством, где пределом был лишь запас собственного пламени. Но сегодня он предпочел всё-таки побыть в одиночестве, взяв одну из служебных машин – неприметный черный «Фиат». Слишком много в последнее время произошло, слишком многим людям было постоянно от него что-то нужно. Это выматывало и лишало сил.
Серые глаза неотрывно следили за дорогой, а в голове было странно пусто, словно там побывали грабители. Конечно, Варийский Дождь не обладал дипломатическим талантом Каваллоне, и не был прекрасным оратором, способным переубедить любого человека, доказав, что чёрное – это белое, но считал, что прямота, слова без приукрашивания и естественная реакция будет тем, что нужно.  Один короткий звонок к Джессо решил всё. Договорить о встрече было не так уж трудно, но главная задача была впереди.
***
Мечник приехал, как и всегда, немного раньше назначенного времени, но без фанатизма, как это делал Хранитель Грозы, о котором даже вспоминать не хотелось. Припарковав машину на широкой стоянке, Скуало выбрался из неё и небрежно кинул ключи на водительское сиденье. К вещам он всегда относился легкомысленно, теряя сотни мелочей в год, разбивая множество телефонов, постоянно выбешивая этим Занзаса, но ничего не менялось, даже, как раз наоборот. После очередного разноса новый сотовый отправлялся вслед за собратьями еще быстрее. Вспомнив об этом, Скуало фыркнул, проверил на всякий случай телефон, отключил на нём звук, после чего обернулся, заметив что его уже ждут: Хранитель Облака Маре.
Врой! Здравствуй! – отозвался Скуало на его приветствие с легкой усмешкой на тонких губах. В ответ на следующую реплику вариец лишь кивнул. Дождь бодрым, энергичным шагом последовал за своим провожатым, на ходу окинув внимательным взглядом окружающий его пейзаж, запоминая его неосознанно. Это было уже профессиональным навыком и выручал не раз, особенно в случае неожиданного нападения. Конечно, Супербиа не думал, что у Джессо ему грозит опасность, однако жизнь приучила всегда быть начеку.
Супербиа невольно задержал взгляд на Кикё. Тот сейчас выглядел именно таким, как в воспоминаниях о будущем. Мечнику казалось сумасшествием, что он сам еще недавно разгуливал с длинными волосами. В это не верилось. Он уже привык к легким, растрепанным, топорщившимся как в юности, прядям, понимая, что добровольно никогда бы не стал их отращивать. Но к тому, что у каждого человека свои предпочтения, Скуало привык еще после знакомства с Луссурией, и чужие стили его особо не цепляли, самое главное, чтобы к нему не лезли, желая «сделать как лучше».
Довольно скоро Акула оказался на уютной, просторной веранде, обнаружив там сидящего за столом Бьякурана. Ветка сирени на столе была достойна кисти живописца. Он не подозревал, что она может цвести в августе. Неожиданный привет весны в разгаре лета. В обители Джессо словно шла непримиримая борьба с прозой жизни, и в каждом штрихе, жесте, движении царила некая поэтичность, не навязчивая, но ощутимая.
Врооой! Привествую! Бьякуран, а ты тут неплохо устроился! – искренне и одобрительно воскликнул Скуало, впрочем, до его знаменитых командных криков этот возглас был очень далёк. Он уселся напротив Босса Семьи Джессо, непринужденно откидываясь на спинку дивана. Мечник не знал, какой приём его ждет, но ему  было  совсем не трудно вести переговоры как на любом языке, так и в любых условиях. Хоть чайная церемония в домике, хоть встреча в кабинете. Услышав гостеприимное предложение Кикё, Скуало решил им воспользоваться.
Чай,  – кофе давно стал запрещенным напитком, так что выбор был очевиден, – без сахара и со льдом, если не сложно, – действительно, предстоит не самый легкий разговор, лучше будет вести его в непринужденной атмосфере. Тем более что всё к этому располагало. Супербиа достал из внутреннего кармана официальное письмо с приглашением на фуршет и положил его на стол – чтобы Бьякуран ознакомился с ним позже.
Срочные дела не позволили Занзасу приехать, –  Скуало, смотря своему собеседнику в глаза, решил рассказать всё, как есть. Он прекрасно понимал, очерчивая сразу круг своих прав, что не был равноценной заменой своего Босса, выступая как правая рука Одиннадцатого и глава Варии, – Вчера ночью был убит информатор по делу Савады. Постараюсь ответить на все твои вопросы, а на официальной встрече сможешь обсудить с ним всё остальное.
Первый ход он уже сделал, предоставив Боссу Джессо сделать свой.

+3

5

Слова. Их много.
Люди любят разговаривать.
В его словах не однажды сгорела истина. В его словах бессильный звук превращается в гулкий смех. В его словах живет бог. Не тот, что требует распятий, не тот, что любит считать алмазные четки, другой - сильнее, жестче. Тот бог сжимает запястья и смотрит в глаза через призму слепых комет и пустых вселенных.
- Скуало-кун, ты очень рано, - его слова скользили как ладья по водной глади вдоль берегов. Легко и насмешливо гнездились в поздних цветах сирени. Ему нечего сказать совершенно, по трубам жизни спокойно бежала кровь, даже если мир все норовил перевернуться с головы на уши. Но сегодня прекрасный день для разговоров, намного лучше, чем тот, что был наспех окрашен золотом посмертного огня, тот самый, на закате не_его судьбы. И даже в мириады раз лучше, чем тот, который он встречал через окно больницы, израненными ладонями касаясь предрассветных лучей. Про слеты мафиозных верхушек он не вспоминал: слишком скучно смотреть на эти драгоценные головы порочных алмазов все еще слепого мира. Сколько лет прошло? Немного, но вот почему-то ни черта ничего не менялось. Все равно стреляли, изобретали бомбы и сажали людей, которые в принципе были невиновны, не непорочны, - в мире мафии о невинности можно забыть, - просто конкретно в этот момент их руки были заняты чужой шеей, вот так и получалось, что на исходе дня их уничтожили беспричинно, как ромашки, которые выдирали с корнем.
Рука непроизвольно сильнее сжала ложку и погрузила её в мороженое. Он любил сладости, в большей степени просто так и в меньшей потому, что после них не чувствовался запах гари и горький смол кровавого зарева оставался за оголенной спиной. Голос варийца не заставил Джессо вздрогнуть, но губы растянулись в улыбке, и раздался короткий смешок.
- Боюсь, Юни бы заплакала, узнав, что я зарылся в средневековой башне с коварными планами, а тут они легче строятся, - звонко рассмеялся мафиози. Эта шутка была вечной.

Джессо знал, зачем приехал новый Глава Варии. Ему тоже нужны были слова и, как многие из круга «больших шишек», он хотел ответов. Бьякуран не знал, что ему ответить. В голове пусто. Когда кровавая полоса вновь расчертила судьбу Шимон руками Савады – он сразу понял, на кого падёт обвинение, но не это щекотало разум, нет. Бьякуран был разочарован, что в таком неловком шаге признали его игру. Он играл тоньше и искуснее. Хотя, даже собственные цели казались сейчас такими прозрачными, парящими на ветру воздушными шарами и нить, за которую он удерживал их, кажется, выскальзывала из рук, но от этого держать её становилось интересней. Они с Занзасом были первыми кандидатами на вылет, еще Мукуро, но кого волнует один мафиози, если можно поиграть в догонялки за двумя привлекательными креслами.
- А ты выглядишь моложе, почти школьник, скучаешь по прошлому? - он опустил голову на ладонь, сжатую в кулаке, и прищуренными щелками глаз прошелся по белым волосам Супербиа.

Почти любовное желание увидеть еще хоть раз распускающийся боярышник в соцветиях астр – потонуло давно. Он не ждал, когда расцветут легкомысленные цветы и красные ягоды упадут в ладонь. Бьякуран признался перед пыльным зеркалом, что где-то под  мазутной пленкойв душе он их ненавидел. Они слишком приторно сладко играли в твоих союзников снов. В голове какофония из пустоты и скалящих зубы крыс у ребер отдавались обыкновенным зудом.

Но раскрытый возглас Скуало заставлял в который раз поверить, что не такое уж все дерьмо. По крайне мере, Бьякуран знал, что, даже обманувшись поворотом, он сможет выбраться на свет. Не мотыльком. К черту мотыльков.
- Спасибочки, Кикё-кун, мы будем ждать.
Джессо снова улыбнулся и опустил в рот холодное мороженное, заскользившее по горлу долгожданной прохладой. Порыв ветра заиграл в кустах, не с Фиадами, просто с листьями, и зеленый саван поднялся в раскаленное до белизны небо. Словно метал, сверкающий в руках у уставшего кузнеца Гефеста. По столику покатилось соцветие сирени. Наверное, единственное, за что он почти любил Скуало – это то, что врал тот отвратно. Искренность в нем билась словно золотой фонтан из далеких легенд, и, пожалуй, это было самое страшное оружие, даже страшнее клинка сошедшего с небесной наковальни.
- Жаль, что Занзас-кун не нашел времени; я бы хотел увидеть его недовольное лицо, но я рад, что ты приехал, - но ты ведь точно приехал не для того, чтобы радоваться жизни вместе с Джессо.
- Досадно, но если ты хочешь спросить, причастен ли я к его смерти, то ответь на этот вопрос сам, ты же это можешь, – рассмеялся Джессо. Его голос пронесся по белым колонам и затерялся в плюще, что вился по стенам. Сердце Скуало было утеряно в терньях. Небо откинулся на спинку кресла и покачал пустой ложкой как дирижерской палочкой в руках отвратного музыканта. Его плечи были расслаблены, аметист в глазах лучист и голос не срывался на утробный крик забитого юнца. Он юнец, с глазами старика, как и Скуало, как и Занзас.
Именно такие, каких он знал. Даже Кикё больше не пытался быть нормальным. В их жизни нормальность сама по себе была абсурдна. И длинные волосы вгоняли в воспоминания почти кнутом разорванной жизни, которой у него не было; была, но не сейчас, осталась, но сгорела.
- Рer aspera ad astra. Ты ведь знаешь, что с пришествием Занзаса к власти стало неспокойно? – Бькуран запрокинул голову.

Отредактировано Byakuran Gesso (25.09.2016 11:02:17)

+2

6

Всегда приятно осознавать, что букет цветов можно приукрасить и сделать из него целое произведение искусства, добавив разные мелочи. Украсить лентами стебли или посыпать блёстками бутоны. Также и в жизни, в которой всегда можно добавить к разговору что-нибудь такое, что порадует глаз не только мафиози, но и простого смертного.
Как и предполагалось, Дождь Варии согласился на угощение, а значит, Облако предложил его не зря. Вот вам и шаг к тому, чтобы и без того мирную встречу сделать более уютной, словно Скуало находился у себя дома, а не в гостях. Безусловно, эта идилия продлится либо до конца, либо до первого разногласия, последствие которого не заставит себя долго ждать.

Внешность Скуало поменялась, и естественно, он заметил это, когда встретил гостя, отмечая про себя, что тот довольно хорошо и ухоженно выглядит для встречи. Кикё помнит Хранителя Дождя с длинными волосами, а в таком облике видит впервые. Конечно же, у каждого свои вкусы, но Облако даже в мыслях не представляет себя с короткой стрижкой, ведь, свой образ он создал не за один день. Если он и мог бы подстричься, то так, чтобы оставались длинные пряди. Впрочем, главная суть разговора не в том, как кто должен выглядеть, хотя об этом Кикё не отказался бы поболтать в свободное время.

Недолго он отсутствовал, всего лишь каких-то минут десять и похоже, боссы Джессо и Варии не успели сказать что-то слишком важное. Облако появился с подносом в руках, на котором стояли три чашки на блюдцах, сахарница, чайные ложки печенья нескольких видов - одни сладкие, а другие нет и любимая сладость Бьякурана, зефир. Кикё словно парил в воздухе, как птица, которая рассекает воздух своими крыльями и оставляет за собой шлейф из ветра. Конечно, может всякое произойти, вот только конец у всего этого будет один - нелицеприятное падение. Впрочем, жизнь научила Кикё тому, как действовать в случае форс мажоров.
До того, как оказаться в поле видимости двух мужчин, Кикё чуть не навернулся и не устроил грохот, который вихрем пронёсся бы по помещению базы, а всё потому, что волнение так и норовило захватить разум. Внешне он ничем это не показывал, но внутри могли твориться очень разные вещи. Да, иногда можно было позавидовать себе из не свершившегося будущего, потому что то воплощение собственного Я не допустил бы подобного.

Вскоре он вышел на свежий воздух, наполняя лёгкие до отказа букетом ароматов цветов. Слабый ветер всколыхнул волосы, а с сирени в его сторону полетели несколько листьев, путаясь в волосах, словно в сетях и, сливаясь с цветом волос, остаются во власти причёски. Пожалуй, вот он, минус длинных волос. Ветер их путает, а всякая мелочь липнет к ним, как за спасательный круг. Причём не всегда осознаёшь, что что-то здесь не так.
Кикё подошёл к столу и поставил поднос на него со словом - Угощайтесь, после чего чашки расставил по местам, а сладости посередине. После этого он отнёс опустевшее плато на другой столик, что одиноко стоял около окна и вернулся к собравшимся, устраиваясь на диване Бьякурана, рядом с ним, со своим Небом и боссом семьи Джессо.
- Неделю назад я стал свидетелем того, как группа каких-то ребят нападает на сотрудников банка. - так и хотелось сказать отморозков, но Кикё, как самый воспитанный из всех Венков, решил употребить более мягкое слово. - Нетрудно догадаться, что они хотели сделать. И это не единичный случай. Всё бы ничего, если бы это были люди, никоим образом не связанные с мафией.
Конечно, Кикё мог бы устранить нападавших, но это не решило бы всей проблемы в целом, поэтому он ничего не предпринимал.

Отредактировано Kikyo (19.09.2016 10:22:22)

0

7

В новой резиденции Бьякурана Супербиа еще не приходилось бывать, но информация о том, что Джессо наконец-то нашли для себя подходящее место, до него доходила. И действительно, пейзаж вокруг был очень живописным, а веранда, на которой они сидели, очень уютной и прихотливо украшенной. В горячем воздухе плыли дурманящие, отвлекающие ароматы цветов, окутывая и расслабляя не хуже, чем ароматические лампы. К этому добавлялись мощенные дорожки, причудливые архитектурные формы, греческий стиль… Пусть в Джессо предпочитали японский этикет общения, но дух великого европейского наследия ощущался на каждом шагу во всем своем великолепии и многообразии форм. В Варии такое трудно было представить. Оно и понятно – военная база с её травяными газонами, чёткими линиями, кустарниками, преимущественно колючими и хвойными, высокими деревьями с пышной кроной прекрасно отвечала своим целям и настраивала на серьезный лад. Стихов в такой атмосфере уж точно не попишешь, как и не расслабишься. А здесь – с любовью и заботой созданные уголки манили исследовать их. Наблюдать за тем, как солнце, скользя по невидимой дуге, обливало золотом листья, было приятно.
Взгляд серых, серьезных глаз задержался на пруде, на поверхности которого была небольшая рябь. Самый притягательный для Скуало объект во всей этой прихотливой красоте. Ему здесь определенно нравилось. Он поймал себя на мысли, что в такой обстановке совсем не хотелось обсуждать важные дела, но ситуация того требовала. И, к сожалению, вряд ли хоть когда-то получится выбраться в резиденцию Джессо без особых причин, чтобы просто прогуляться по дорожкам, любуясь этой красотой, особенно с учетом его вечной загруженности. Супербиа не стал отвечать на первую реплику Бьякурана, не зная, как верно на неё отреагировать. Он не заметил, как они остались вдвоём: Хранитель Облака исчез тенью.
Невольно Супербиа задумался о прошлом. После событий последних дней, когда все мысли были устремлены в будущее, воспоминания замкнули в круг очередной цикл. Или же, возможно, жизненный путь пошёл на новый виток. Без прошлого, сделавшего его именно таким, настоящее было бы невозможно. Как бы это странно не звучало, но именно благодаря Бьякурану они обладали памятью о другой жизни, Встреча с ним всколыхнула глубокий тёмный омут. О чём думал глава Джессо? Была ли жизнь для него по-прежнему игрой, нашёл ли он то, что искал? Кто знает. Философом Скуало не был, поэтому мысли, мелькнув, стремительно понеслись в другом направлении. При воспоминании о девочке Скуало чуть улыбнулся. Маленькая аркобалено поражала своей чистотой, наивностью и открытостью до глубины души. В реальном настоящем они не встречались и не имели возможности пообщаться, но он помнил, как в том нереализованном будущем она благодарила его за помощь. Конечно же, что именно сказала бы Юни, Скуало не знал, но догадывался, что та рада за своего подопечного, если ему хорошо. Ведь именно эта удивительная девочка стала тем, кто протянул руку врагу мира.
Как именно сам Скуало относился к прошлому? Он сам чувствовал себя молодым и буйным подростком, но удивительно то, что это состояние так верно ухватил и Бьякуран. Он не мог не учитывать тот опыт, но он в большинстве случаев было настолько неприятным и болезненным, что заныривать в воспоминания не хотелось. Супербиа признавал ценность, значимость и влияние прошлого, но его взгляд всегда был устремлен вперёд. Особенно сейчас. Сложно было высказать всю свою позицию так, чтобы его поняли.
Настоящее важнее,  – просто ответил он, – а прошлое свою задачу уже выполнило.
Супербиа также, как и остальные, раньше не особо верил в изменения Бьякурана, но постепенно привык к мысли о том, что они больше не враги, воспринимая его слова сейчас как шутку, намёк на старые подозрения и косые взгляды. Тот, кто замыслил коварные планы, обычно о них вот просто так не говорит. В этом чем-то они были похожи.  Варийцев уже много лет считали мятежниками и волками, глядящими в лес, на них словно было выжжено клеймо предателей, а Бьякурану, очевидно, приходилось постоянно сталкиваться с предубеждением и представлением о себе как о злом гении.  Мечник не считал Босса Джессо причастным к убийству информатора, также, как и Занзас. Такой версии в обсуждении даже не прозвучало. Скуало не изменившись в лице, ответил сразу:
Ещё увидитесь, – усмехнулся он, зная, что это неизбежно, да, встреча отсрочена, но особых препятствий не было, кроме нехватки времени, – Врой! Бьякуран,  я и не собрался! Думаю, что ты причастен не больше, чем хранители Дино Каваллоне, которым не повезло оказаться на месте преступления. Или как Вария к смерти Девятого и гибели Шимон, – добавил Скуало, надеясь, что Босс Джессо думает также, потом продолжил:  – Но всё, что происходит – какая-то чертовщина.
К сожалению, никакого другого логичного объяснения, кроме неизвестного и крайне опасного врага, у мечника не было. В невиновности друга Скуало был уверен на 120%. Подстава. Вот только опровергнуть такое было сложно, факты – вещь упрямая, но было еще и чутье, которое постоянно твердило о том, что случайности в этой цепи событий нет места,  а также твёрдая уверенность в честности Дино. С Джессо отношения были совсем другие, но, тем не менее, Супербиа хотел надеяться, что в сложной ситуации они смогут объединиться, как и раньше.
Eripitur persona, manet res, – в тон ему ответил мечник, – Без Занзаса Вонголу бы уже давно распотрошили. Не он причина происходящего, но разгребать последствия приходится нам. Они перехватили упавшее знамя, как бы смешно не звучало, но о том, что в Варии Боссу было лучше, мечник всё-таки предпочел об этом промолчать. Занзас от Вонголы не откажется, как бы тяжело ему не было, потому что это – его Семья, о «подвигах» которой лучше не вспоминать. Разорвать эту связь – невозможно, потому что сросся с нею, сжился… Трудно всё это объяснить кому-то, для Скуало это было естественно, как дышать.
И все-таки удивительно, как меняются времена и судьбы! В другом будущем они были врагами, а сейчас вот так спокойно сидят и разговаривают, и Кике, который тогда доставил Варии проблем, принёс поднос с видимым удовольствием, проявляя гостеприимство. Скуало поблагодарил его кивком и взял чашку с чаем, которая предназначалась ему, но пить сразу не стал, дожидаясь, когда лёд растает. Сладости остались вне его внимания: он был к ним равнодушен с детства. Услышав слова Кикё, посмотрел на него внимательно, сузив глаза, не совсем понимая, к чему тот рассказал об этом случае. Насколько он знал, уровень преступности в Италии и так был довольно высоким, но не критическим, обычная ситуация. Теневой мир никогда так грубо не светился, но и его преступления не были идеальны.
Врой! Отребья всякого всегда хватало. Участие мафии в большинстве преступлений преувеличивают! – выпалил Скуало. За годы службы и путешествий он уже насмотрелся на разное, но одно ему не давало покоя – вряд ли простой случай заслуживал внимания в такой момент. Кружка, из которой он собирался сделать глоток, замерла в руке. Может, Джессо что-то известно про то неизвестное воздействие на людей, что привело Саваду в тюрьму? Супербиа, вспомнив странную видеозапись, перевёл взгляд на Бьякурана, надеясь, что тот как-то сможет прояснить ситуацию.

+2

8

Мафия – тонкая иллюзия мира и грань между пепелищем и небесным дворцом. Золотые купала с дырами от пуль в лучах полуденного солнца, все так же играли бликами на облаках, и им совершенно нет дела до того, что за решеткой снова томилось одно хрупкое, почти хрустальное, существо. Удивительно как легко и нелепо существовал этот ненадежный мир, разрушаемый неосторожным словом и взглядом, направленным через оптику винтовки. Просто, самую малость, они не такие как все, они – это сердца в объятиях  ночных иллюзий, демоны с глазами без толики жалости, но чистыми, словно грань алмаза. Мафия – страшное слово, в него вшито слишком много желаний. Наверное, поэтому Тсунаеши мешал – он в эту расписную раму не вписывался. Собственно, именно поэтому его и убрали.

- Не знал, что ты изучаешь латынь, сплошные сюрпризы, – звонкий смех Джессо поднялся по высоким деревьям и скрылся в пелене бледных облаков. То ли это признаки старения и намеки на скорое рандеву с богом, то ли очередная насмешка скалящейся жизни. Бывший тиран пожал плечами и подцепил пальцем мороженое в чаше. Он оставил своё прошлое с золоченом Граале, но держал эти крики на сухожилиях.
Бьякуран всегда любил мир, желал каждой частицей души облететь его край, удивительно мало ей было места в грудной клетке под кожей. Даже сейчас. Он смотрел азартными глазами на резьбу по белой стене, на цветы - колоны как руки гиганта, тянулись в высоту. Но ему не хватало игры, легкого сияния на кромке ножа, чистой совести и зубоскалящих теней за спиной, так, что он никому не признается, но, наверное, даже хорошо, что так получилось. И, черт, похоже, ответов было больше, чем необходимо.

- Твоя правда, без Занзаса всё бы уже давно растащили Вонголу на сувениры. Но остается вопрос, почему именно сейчас? – Джессо слизнул с пальца мазок мороженого и внимательно посмотрел на Кикё. Его слова были лишними.
- Почему убрали именно Тсунаеши-куна? Как думаешь?  – Он склонил голову набок и улыбнулся, как улыбается священник перед младенцем. Почти искренно, с насмешкой сквозящей под бархатистым зрачком. Он не требовал ответов. Не ждал откровений или раскаяния. Он давно перестал ждать ветра в штиль. Тот самый штиль, который никогда не посетит раскаленное и живое - пусть чужое, бывает - сердце.
Ветер, приносимый сюда насквозь пропах анемонами. Хорошая постановка. При всем этом спектакле Бывший Дьявол упрямо не верил, что целью были Шимон. Убрать интуицию Вонголы? Вероятнее всего. Но только ли? Почему Савада позволил этому случиться, точнее не так… почему интуиция молчала? Почему верный Мерлин предал Артура? «Почему» - идиотский вопрос.
Бьякуран встал с кресла, и прошёлся по тропе, раскинув руки в стороны, желая коснуться шёлковых нитей воздуха. Бледноликий Икар точно в стучащимся сердце, расправив хрупкие крылья из воска, снова устремился к солнцу, чтобы сгореть. «Почему» - бесполезный вопрос. И ты ведь уже все понял, Скуало-кун...

Ветер поднялся высоко, затерялся в волосах, танцем Фиад пронесся над кустом поздней сирени. Прозрачная рука коснулась зелени и унесла за собой. Вонгола, моллюск, древний с каменный панцирем, который защищал и множество веков ограничивал, подавлял. Теперь, с отсутствием прямого и признанного наследника – его карающая рука впервые за много сотен лет дрогнула, а механические пальцы разжали острый клинок.
Тот, кто убрал Тсунаеши, с самого начала знал, что его место займет Занзас.
Тот, что убрал Тсунаеши, с самого начала знал, что кольцо его не примет.
Листья кружились и падали, умирая в раскрытых ладонях.

- Но ты ведь пришел не для того чтобы разводить светские разговоры, да? – только не сейчас, когда знаешь что во ржи притаился зверь. Знаешь, что он скалится, рвется и клыкастая тень нависла над твоим оголенным сердцем. А в темной чаще за полем мерцает слабый просвет, и не ясно, из рая спустилось сияние, или то костер, над которым черти готовят отвар.

Схематизированные подсказки вырезаны на мертвых телах - кто мог распутать этот узел из нервов и вен? Больше Джессо не смеялся, улыбался одними глазами, и в темнеющей радужке снова сверкало вино, не выдержанное, бродящее.

Отредактировано Byakuran Gesso (31.10.2016 21:33:38)

+2

9

Удивление Бьякурана, сопровождаемое весёлым, но совсем не насмешливым смехом вызвало у Скуало легкую усмешку на губах. Видимо, тому пришлась по душе фраза, выхваченная из памяти. Жизнь всегда преподносит неожиданные сюрпризы. Супербиа посмотрел на него чуть пристальнее, но потом расслабился и откинулся на спинку дивана, делая глоток прохладного, освежающего чая, чувствуя на языке его легкую нотку специфической горечи. Мечник никогда особо не заморачивался по поводу того, каким именно предстает в глазах окружающих. Законченным психом? Истеричным, несдержанным  маньяком? Легкомысленным и кровожадным придурком, которого лучше обходить стороной? Всё отчасти было правдой, и в тоже время поверхностным и упрощенным. Конечно, тот, кто умел смотреть в суть, наверное, замечал, что всё это наносное, как песок на каменистом острове, но это не отменяло того факта, что образования у Скуало было… по сути никаким, если не считать начальной школы, и в тоже время своеобразным и богатым. Официально варийский мечник не закончил ни одного учебного учреждения. Не было ни времени, ни возможности.
Слишком рано, и слишком быстро завертел его этот жизненный водоворот, а для того, чтобы служить в Варии, диплом не нужен: только запредельное мастерство, жесткость и умение. Но мечник из-за этого никогда не унывал и уж точно не считал себя ущербным. Уж что-что, а практики у него было выше крыши. Географию он изучал непосредственно на месте, исходив неизведанными тропами большую часть Европы и Азии. Языки ему всегда давались легко, Скуало без труда удавалось пойти на контакт, быстро овладеть разговорной лексикой и с горячим любопытством схватывать суть чужой речи. Отличная память выручала  его с детства, где-то помогало чутьё, где-то прочитанное-заглоченное в свободное время. Пословицы, крылатые выражения, самые употребляемые выражения – это далеко не полноценное знание языка, лишь верхушка айсберга, но латынь, как памятник великого Рима, стояла на особом месте. Скуало нравилось как её звучание, так и логичный, чёткий строй языка. К тому же многие слова итальянского сохранили свою связь с древним наследием, так что всё это было хорошим базисом.
Не изучал, но мне нравится этот язык, – ответил Скуало, усмехаясь тонкими губами подумав о том, что они многого друг о друге не знали, и это было нормально. Несмотря на то, что они сталкивались сотни раз в сотнях разных мирах. Сколько раз Хранители Джессо убивали Варию? А конкретно его? Как они изучили все его фирменные приёмы и мастерски знали, как расправится с каждым? Только благодаря наблюдению и многочисленной практики. Это понимание обдавало холодом, словно он стоял на вершине ледяного пика, но в тоже время бывают такие события, которые неизбежно меняют отношение к человеку. Даже несмотря на то, что этот «кто-то» Бьякуран. Тот самый, который в воспоминаниях будущего грозил уничтожением всем живым мирам. Снятие проклятия с младенцев изменило отношение мира с Бьякураном. Скуало не особо хотелось вспоминать события того злополучного боя, но забыть об этом не мог. Сердце в груди было теперь чужим. Также, как и у мужчины напротив. Что тот чувствовал? Как сжился с этим? Как на него повлияло? С чем он столкнулся? Супербиа не знал и не задавал ему таких вопросов, но не мог относиться к нему как к врагу, доверяя пусть не так, как тем, с кем прошёл плечом к плечу чрез сотни сражений, но всё опознавая как условно «своего».
Видимо, кому-то сильно не нужен новый договор Семей, но это слишком очевидная причина,  – открыто и спокойно высказался мечник.
  Битвы за место под солнцем были всегда, но Вонгола уже давно и прочно занимала первую позицию, поэтому основная борьба шла уже за вторые и третьи места. Устранение главной мафиозной Семьи могло привести к глобальному переделу мира и противостояниям. В полной мере мечник не понимал всю ситуацию, чувствуя громадные пробелы. Однако в душе жила твердая уверенность, что они с Занзасом со всем справятся. Оба понимали, что предстояло сделать многое, они не имели право на просрочку. Альянс должен был получить свои гарантии, а мафиозный мир понять, что Вонгола, пошатнувшись устояла, как неваляшка, и крепко стоит на ногах. Оба прекрасно понимали, что сотрудничество Бьякурана с Савадой не означало и автоматическое сотрудничество с новым Доном. Слухи об участии Варии во всех этих трагических события ходили разные, но какой позиции придерживался Бьякуран?  Супербиа был готов к любому повороту, надеясь как на свой опыт, так и репутацию, поэтому отвечал так, как видел ситуацию.
Всё дело в его знаменитой гиперинтуиции. Именно она представляла всегда для противников Савады самую большую проблему, но как её обошли – вопрос сложный.
Бьякурану ли не знать об этом? Сам столкнулся с нею, она стала его камнем преткновения, и в тоже время спасением мира. И что же он всё-таки думает по этому поводу? Беспечность, с какой мужчина напротив него, лакомился мороженым, Скуало не вводила в заблуждение: ни одного вопроса мимо, а во взгляде он видел ту же цепкость и проницательность, что ранее. Бьякуран был прав. Это не просто визит вежливости. Если Босс Джессо хочет, чтобы он озвучил свои конкретные цели, то это не проблема.
– Да, но я бы не отказался прогуляться по твоему саду, – коротко улыбнулся, отдавая должное той красоте, которая окружала их. Скуало не напрашивался, но усидеть на месте ему всегда было сложно, тем более что тут было на что посмотреть.

+2

10

Джессо нравилась эта игра. Даже не так. Ему нравилось удивительное и такое редкое спокойствие Скуало, скользившее по полуопущенным ресницам. И не нужно говорить об этом вслух, это было лишним, как сирень, цветущая в августе. Супербиа, как и все в этом странном мире, был старинной шкатулкой со вторым дном, а внутри билось и трепетало изувеченное в битвах сердце, монотонно отстукивающее дни до эшафота. Не убить убиенных. Но даже святые по своей природе были лицемерами — а потому и их заветы, слова для расписных шкатулок с револьвером были пусты. Тишина и мир — только снились, выпирая гнилыми кольями у обочин. Неудачливый кандидат в боги не спешил в своей погоне за мнимыми ожиданиями.  Как песок сквозь пальцы утекало волнение и вдоль по каменной дорожке тянулось к дрожащим стеблям.

— Кикё-кун, не мог бы ты оставить нас? — это не просьба, а приказ, сквозивший в звенящем голосе босса-юнца. Кикё только тихо заглянул вглубь чернеющего зрачка, обжигаясь молитвенно острым холодом, и не оборачиваясь, ушел с веранды, закрыв за собой стеклянную дверь.
Бьякуран усмехнулся, затем наклонился и, сорвав в траве цветок петунии, пригласил гостя на прогулку кивком головы.

— Знаешь, тебе следовало приехать в начале лета. О, знаю, давай встретимся здесь весной!
Джессо снова смеялся, не звонко, как раньше, а приглушённо, с закрытым ртом, растянув алую линию губ, и сияющими в глазах полуденными лучами золота. По правде сказать, многое в этой жизни пряталось под второе дно: невысказанные слова, страхи и даже застывший у шеи образ скрывал в себе прошедшую рапсодией по костям жажду жить. Бьякуран не был добрым или милосердным, как Тсунаеши, не был злым, но вот прямо сейчас, его составляющее… это не то, что можно описать росчерком пера по бумаге — только увидеть в полудреме; услышать, закрыв уши зеленым венком; почувствовать как дыхание на коже.

Джессо двинулся неспешным шагом вдоль кустовых роз, пылающих алым бархатом ада, полной грудью вдыхая их пьянящее благоухание, вьющееся у самого кадыка. А когда по деревьям сада пробегал запоздалый летний ветер, «феи», живущие в листьях, играли на своих свирелях и шелестели нарядами. Только в этом живом дурмане чувствовался ненавистный запах боярышника — он насквозь пропах слепой надеждой растерзанного императора. И кости его, и кровь его, и кожа его… разорвано под когтями грифа.   

Медленно раскачивались в наполненном истомой воздухе георгины и рудбекии. Где-то у стены трещал кузнечик и вдоль по каменной кладке танцевал воробей. Длинной голубой нитью, подвешенной на прозрачных крыльях, тянулась жизнь, проникающая через забор в сад.  Бьякурану казалось, что он слышал, как стучит сердце в груди у Скуало. Что же, интересно, собирается рассказать ему его бывший… враг?
— Точно! — воскликнул Джессо, устремляя взгляд за пелену разорванный облаков, — Весной проходит один прекрасный фестиваль. 
Шаг за шагом  он удалялся от дома, врываясь в зелень белым призраком, разрывая истому ветров пальцами, впиваясь ногтями в воздух. Остановился только у озера на минуту, ловя в перламутровой глади отражение, не своё и даже не Скуало, скорее солнца, роняющего солнечные нити на мрамор колонн, как жилы по белым рукам, стремящиеся к земле.

В густой массе зеленых листьев плюща возились, чирикая, воробьи; синие тени облаков, словно стаи несущихся наперегонки ласточек, скользили по траве.
— Тсунаеши-куна обошли, потому что он позволил этому случиться, ты так не думаешь? Эмоции закрыли разум? И до чего восхитительно интересны чувства людей — гораздо интереснее их мыслей! — снова и снова смеялся Джессо. Сказанные слова затонули в гуле шумящей листвы, стихнув на оборванном полузвуке. Те слова, что он произнес просто так, между прочим, придав им намеренно парадоксальную форму, — не были пусты. Правда, холодная и прогнившая у каменного забора правда, заключалась в том, что хладнокровие бесполезно против Тсунаеши, с его верой во вселенский альтруизм античный героев, доказано уже было и им самим, и Занзасом, и Мукуро. А потому в руках неведомого игрока было что-то, чему Савада проиграл. Позволил «чувствам» затмить «интуицию».

Бьякуран не смотрел куда шел, просто брел по мощеной тропе, ощущая спиной чужой силуэт, вслушиваясь в едва слышные шаги сероглазого убиенного убийцы. Если подумать, им всего ничего на циферблате с тикающей стрелкой, но, после нескольких пуль, твоя кровь стареет на глазах. Еще живые, двигающиеся гладиаторы, порядком битые и без шлема. Много разного было и, что бы дальше ни случилось, Джессо знал только одно, за новое сердце, он перегрызет любому глотку, разорвет артерию зубами, потому что это самая интересная в мире игра с неизвестным противником. 
Спрятавшись в тени плакучей ивы, точно за  кустом поздней сирени, он присел на одно колено: зарывшись лицом в прохладную массу цветов, Бьякуран упивался их ароматом. Точно, он слышал биение сердца. И не совсем уверен, чье именно оно было.

Отредактировано Byakuran Gesso (07.11.2016 09:56:59)

+2

11

Меньше всего Скуало Супербиа, с детства посвятивший себя мечу и убийству, подходил для светских разговоров. Однако ж всё-таки научился их выдерживать из-за того же чертового Тимотео, не добром будет он помянут. Вот только за столько лет так и не смог увидеть в них хоть что-то привлекательное или важное, и уж тем более обычно не получал от них удовольствия. Но эта встреча носила совсем иной характер. Правда, мечник далеко не всегда успевал за полетом мысли Бьякурана, а также не очень хорошо понимал, какие подводные камни и намёки были в его словах. А они, без всякого сомнения, были. Хмуря брови, он запоминал весь разговор, чтобы подумать о нём по дороге, а после передать Занзасу уже готовый, обработанный результат переговоров. С остальным Босс разберется сам. Он куда лучше разбирается во всех этих мафиозных играх и хитросплетениях. Главное, что успокаивало – Супербиа не чувствовал сейчас никакой опасности, чутье работало отлично. Так что продолжать разговор был смысл. Мечник старался держать себя под контролем и не повышать голос: здесь не Вария. С последним, правда, было труднее.
Глава Семьи Джессо с не меньшим вниманием, чем он сам, наблюдал за своим неожиданным гостем, оказывая радушный приём, при этом вёл себя так, словно ничего не случилось, а они были хорошими друзьями. Беспечность, легкость, игривость, смех, переливающийся колокольчиками, то тихий, то звонкий, и такой разный… Но сомнительно, что Бьякуран спокойно относился так к тому водовороту событий, который кружил где-то там, за пределами этого уютного, созданного для любования,  места, в котором можно было забыть обо всём. В его неспокойных водах уже оказались разбиты несколько грандиозных кораблей, которых, казалась, ждали долгие годы плавания, а нет, они встретили свой айсберг в мутных водах мафии, а остальным оставалось только одно: наугад прокладывать свой путь.
Разговор переходил на совсем другой уровень, что подтвердил и вежливый, но чёткий приказ Кикё, который, как и положено правой руке, сразу же поспешил выполнить его. Скуало, кинув быстрый взгляд в его сторону, поспешил допить освежающий, благодаря подтаявшему льду, чай: слишком уж жарко было, а после с удовольствием принял приглашение Бьякурана. Его беспокойной натуре всегда было легче двигаться, чем сидеть. В детстве ноги зачастую вообще могли занести его неизвестно куда. Поход за продуктами в лавку мог закончиться на другом конце города. Вряд ли кто-то из его ровесников знал так хорошо окрестности, как он. Да и большой части взрослых до него было далеко. Таким активным и подвижным он оставался и сейчас, с удовольствием разминая ноги и осматривая сад Бьякурана.
Некоторые цветы были ему очень хорошо знакомы – традиционные для Италии, они росли и у них даже во дворе дома в Бриндизи, но названия в голове не всплывали, этому он никого не уделял особого внимания, зная их запах, цвет… На этот знакомство заканчивалось. Единственным цветком, который находил в его душе отклик, был ирис, время которого уже прошло. Изящные лепестки прочно сидели на крепком, узловатом стебле, напоминая факел в руке, а листья – искусно сделанные мечи. Они были прекрасны в любое время года, воинственно красуясь своим оружием, гордо направляя острие в небо. 
Привезенные со всех концов света, растения гармонично соединялись вместе, образуя приятное многообразие форм и цветов, радуя глаз. Тоже искусство, как и владение мечом, только совсем другое, непонятное для Скуало. Кто-то же посвящает свою жизнь созиданию и процветанию, а кто-то – войне и разрушению. Может, именно эту мысль хотел донести до него Бьякуран? Что выбрал совсем другой путь? Супербиа чуть мотнул головой, отгоняя от себя это странное наваждение.
Врооой! До весны ещё нужно дожить, – он следовал за ним, бесшумными, лёгкими, энергичными шагами, держа дистанцию. Каждый новый поворот открывал красоту сада, полного загадок и тайн. Он не мешал Бьякурану, а сам, отдавая должное окружению, почему-то вспоминал Японию, где такое внимание к деталям была в порядке вещей.  Рим с его великолепием как-то незаметно перешел в восточную гармонию. Бьякуран, наследник двух культур, соединял в себе два разных мира. 
– Врой! Я не настолько хорошо знаю Саваду, чтобы понимать его мотивы. Но он там, где он есть.  А мы – здесь, – ответил Скуало после паузы-раздумья, после чего внимательно посмотрел на Джессо, наслаждающегося прогулкой. Сам он не решался прикоснуться к чему-то, не зная, не оскорбит ли этим хозяина дома, столь благодушно принявшего его.  Чтобы не мешать ему, Скуало повернулся к озеру, любуясь бликами. Оно было действительно прекрасно. Взгляд на нём невольно задерживался, карпы, лениво скользившие тенями под его поверхностью, лилии, нимфеи…  – Почему мне кажется, что тебя увлекает эта чужая игра… Ты с таким ещё не сталкивался?  – спросил он неожиданно для самого себя. Эта мысль зародилась еще на веранде, но оформилась и слетела, как лепесток, сорванный ветром, именно сейчас.

+3

12

По правде сказать, Бьякуран ненавидел тишину, взрезанную лезвием одиночества, ему нравилась жизнь, пульсирующая на тонкой грани между автомобилем и пешеходом, ему нравился мир, простертый перед глазами вспышками молний перед рассветом.
По правде сказать, существовать в одиночестве было совсем не трудно, но от чего-то в полуденном чае он находил только начало осени, пропитанной смертью, которая скоро сбудется.  И это не тот сахар, которым он мог бы заглушить откровенное болото скуки. Это как теплое пиво: жалко выкидывать, но пить эту херню — издеваться над собой.  Так что светские беседы в саду стали приятным разнообразием попыткам отыскать в других реалиях мертвые города, которые он раз за разом проходил как второгодник задачу. Они разжижали скуку.
Слова Скуало снова заставили рассмеяться, поднимая холодный воздух от горла до неба. Его мысли, как трепещущие ласточки срывались с обрыва в крайность. Носились, звеня и играя в воздухе стаями, но взгляд неотрывно следил за долгожданным гостем прищуром.
— Эй, не думай помирать до следующей встречи. 
Бьякуран любил цветы, потому что в их пестрых лепестках скрывались страшные слова, он любил смотреть, как в последний месяц лета нити солнца, золотыми путами ласкали хрупкие стебли. Он любил трепещущие жизни на ладонях в объятиях красок. А еще он слишком долго позволял себе думать о ерунде.
Бьякурану даже стало казаться, что после чая в этом саду он становился эмоционально и интеллектуально ленивым. Нескладные разговоры заставили шевелить мозгами, использовать хоть на треть возможности своего разума.

Он резко встал, раскинув руки в стороны, чтобы ветер коснулся ладоней и сияющими кристалликами глаз коснулся точеных черт Скуало. Смотрел на переливы солнца по бледному покрову кожи и мысленно посылал весь мир в место, где зарождалась жизнь. Действительно ли сердце ныло по трагедии в Вонголе? В чистейшем озере слез не нашли. Соцветия новым кружевом у самой души отзывались внутри Неба выдержанными брызгами итальянского вина, и внутренности с крутило в преддверии нового потока ветра. Бьякуран оперся ладоням о колени и встал, выгнувшись до хруста костяшек в спине.

— Непривычно видеть тебя таким тихим, Скуало-кун, — Джессо говорил, не желая, чтобы разговор оборвался. Он запустил ладонь в волосы, собирая пальцами холодные пряди. Щурил глаза от слишком яркого солнца, но снова возвращался взглядом к горящему серебру на дне радужки Супербиа. Чтобы просто снова улыбнуться и вдохнуть носом пьянящий запах поздних цветов, почувствовать кожей легкие прикосновения зелени и пульс жизни у самых ног.

— Думаю, все скоро должно измениться, да? — Джессо снял ботинки и босыми ступнями прошел по земле в озеро, чувствовал, как щиколотки лижет влага.  Карпы разбежались от него неровными рядами. А чем черт не шутит, кто-то появился умнее чем они все вместе взятые? Брехло? Ан-нет. Он смотрел, как стая рыб, танцуя, поднимая брызги у самых камней, как в зеркальной ряби дрожит улыбающееся лицо. И словно история где-то пишется, нет, не про них, не про этот сад, с пушистым облаком астр в сверкающем перламутре. Львиный зев тянет к лентам плакучей ивы соцветия.
— Ты прав: он там, а мы — здесь — повторил на распев Бьякуран, — Почему ты так решил?

Бьякуран развернулся, запрокинул голову и, пошатнувшись, полетел спиной вниз, поднимая стеклянные брызги из озера. Словно молния, что ударяет в песок, он не хотел, чтобы миг падения прекратился, но спиной ощущал воду. Холод пробирал до самого сердца, которое, казалось, ничему и никому не верит, но звенящий в ушах рокот снова заставлял усмехнуться. Он протянул руку к лицу и смотрел, как прозрачные нити стекали по раскрытой ладони, как кровь. Бьякуран знал, зачем пришел Скуало, но все по порядку.
— Но тебе интересно, кого я подозреваю? Ну-тес, скажу так, я знаю Тсунаешу-куна, который ненавидел мир. Понимаешь, параллельный мир не терпит вопросов и ответов, а потому и люди, живущие там, виноваты только в том, что остались живы. Такая херня получается.
Джессо продолжал играть с этой мыслью, давая полную волю для полета на кончики философии: он то жонглировал ею, видоизменяя ее аметистовым взглядом, то позволял ей ускользнуть от себя, тотчас же вновь настигая ее когтистым зверем, то заставлял ее искриться, давая ей взлететь на недосягаемую высоту.
— А сколько людей могут ненавидеть мафию? Сколько людей могут переломать хребет интуиции Тсунаеши-куна своими эмоциями? — говорил он, отдавая тело во власть озерного бога.

Отредактировано Byakuran Gesso (12.12.2016 15:24:41)

+2

13

Тринсетте. Кольца. Пламя. Три своеобразных кита мира, о которых мало что известно. Да, после снятия проклятия Аркобалено и изменения устоявшейся системы вещей, первое кануло в Лету, но два последних столпа не потеряли своей актуальности и силы. Скуало далеко не всё понимал, даже не мог утверждать, что полностью овладел сущностью Пламени Дождя, носителем которого он являлся, а что уж говорить об остальном? Он невольно кинул взгляд на свое Кольцо с гербом Варии со скрытой в ней Белой Акулой. Слухи, легенды, несбывшиеся воспоминания и отголоски информации… Насколько он знал, сила Колец Марэ давала Семье Джессо уникальную возможность – знание других миров. Именно поэтому с ним так сложно было справиться в будущем, но именно поэтому Бьякуран мог знать гораздо больше о происходящем. Однако по неясным, известным только ему причинам, тот мог остаться в стороне. Возможно, жизнь, полная всезнания, была невероятно скучна и пресна, как спагетти без всяких приправ и соусов. Во всяком случае, так казалось Супербиа. Кем хотел быть Бьякуран в этой ситуации? Всего лишь наблюдателем за разворачивающейся мафиозной шахматной партией или активным участником? Или же вообще не решил, как именно поступить?
Пока Бьякуран наслаждался густым ароматом сирени, Скуало невольно задумался о том, какой могла бы быть его жизнь, если бы что-то на одном из её этапов или крутых виражей, пошло не так. Возможно, где-то была реальность, где он погиб вместе с родителями, в другой – они вообще не поехали на тот перевал, где-то он вполне мог остаться инвалидом, никогда не взять в руки меч или же стать учителем английского, не подружиться с Дино, не встретиться с Занзасом, умереть во время сражения в подвале, сдохнуть на одной из миссии, выиграть у Такеши… Много чего могло пойти не так. Но от всех эти «если бы» и «может быть» начинала болеть голова. Как Бьякуран живет с этим?
Смех, а потом и цепкий, пронизывающий взгляд, вырвали его из потока мыслей. И, правда, те слова от его лица прозвучали как-то не очень оптимистично. Но Скуало уж точно не собирался сдаваться на милость неизвестному врагу. Ему было ради чего жить и кого защищать. В ответ на его замечание, мечник, давая прочувствовать свой боевой настрой, бодро возвестил:
Врооой! Я не собираюсь так скоро заканчивать свою жизнь! «Особенно сейчас». Мужчина слегка улыбнулся своим мыслям, а также смеху Бьякурана. И, правда, зачем даже думать о такой ерунде? От них не зависит даже то, что будет завтра, но именно они выбирают свой путь.  – И ты не смей!  – потребовал он, почему-то решив, что имеет на это право. Чужие сердца, бившиеся в груди обоих, были, по сути, маятниками, отсчитывающими жизнь до неизбежного финала. Те уже пережили своих бывших владельцев, теперь вот отстукивали время им.  Сколько каждому осталось? Как они проживут эти дни? Никто не знает.
Непривычно видеть тебя таким тихим, Скуало-кун.
Супербиа, замерев на дорожке, лишь пожал плечами в ответ. Да, он может быть и таким. Пусть непривычно спокойным, тихим и адекватно отвечающим. Наверное, причина такого восприятия была в том, что обычно Босс Джессо видел его в боевой ситуации или же во главе варийцев, что, по сути, было одним и тем же. Сейчас, без всех раздражающе-выносящих мозг факторов, без пьянящего и кипящего адреналина в крови, Скуало был всего лишь созерцателем в этом Зазеркалье, открываясь совсем с другой стороны. 
Мечник чувствовал взгляд Бьякурана, словно тот желал взглянуть за пределы бренной оболочки, узнать, что скрывается под всеми социальными масками, которые навешаны на каждого человека.
Капитан. Убийца. Мечник. Хранитель Дождя. Правая рука Занзаса…
Насколько хорошо Джессо его понимает? Что знает? У варийца сложилось полное впечатление, что собеседник получил гораздо больше информации от него, чем планировал. И уж точно больше, чем Супербиа собирался дать.
Всё уже изменилось, – коротко заметил он. Да, именно так. Резко и неожиданно. С момента, когда Занзас осознал, что полностью свободен от тёмного прошлого и давления отца. Но об этом Супербиа, конечно, говорить не собирался.
Тем временем, Бьякуран, пошатнувшись, полетел в озеро, Скуало инстинктивно дернувшись, даже не зная, зачем – поддержать ли, перехватить –  вовремя смог остановиться, поняв, что это не случайность или неловкость.  Его обдало брызгами, придав светлому костюму пятнистую, леопардовую  окраску, но плевал он на это. Что-что, а вода никогда не вызывала у Акулы негативных эмоций. Карпы испуганно метнулись в сторону, а сам Бьякуран стал похож на странного водного жителя, мифическое азиатское божество, лениво и неспешно покачивающееся на водной глади. Короткие светлые пряди, колыхаясь, придавали ему совершенно потусторонний вид. Скуало, не сразу опомнившись, ухватился за последнюю фразу, прозвучавшую до падения. Глава Семьи Джессо умел задавать неудобные вопросы, огибая, как поток воды, любое встретившееся на пути препятствие. Таким мастерством мечник не обладал.
–  Я бы сдох от тоски, читая одну и ту же книжку, – в сравнениях он был не силен, но именно так понимал способности Бьякурана. Супербиа не собирался вновь нырять в мысли о том, где и как устроены миры, а также своих судьбах в них. Он не знал, как отреагировать на следующую фразу, которая его запутала, поэтому лишь кивнул, устраиваясь на траве, опираясь правой рукой на согнутую в колене ногу.
–  Легион, –  коротко ответил Скуало на следующий из вопросов. Если у него самого накопилось на личном счету сотни недоброжелателей, желавших расквитаться за своих близких или за нанесенное оскорбление, то у кровавого мафиозного клана Вонголы, ответственного за десятки тысячи жизней, этот список был колоссальным. А вот кто может справиться с интуицией… Вопрос был сложным. Сам он, Занзас и Вария – точно нет, да и все остальные Семьи, входившие в Яльянс или противостоявшие Вонголе, не обладали такой силой. –  Единицы… Но я не знаю никого, кто бы мог превзойти Саваду,  – открыто признался он.  – А ты?
Если Бьякуран хотел услышать прямой вопрос, то теперь он прозвучал.

+2

14

Мысли вились лозами по скелету, цеплялись побегами за пульс, ползали вдоль вен чуждых миров и, оборачиваясь в сны, заползали в окно по ночам. Но сейчас день, и в его пресловутом свете больше ответов, чем вопросов. Слов было так много, что самым правильным было молчание на кончике языка. Все просто до рвоты, нелепо точно так же. Параллельные миры, как правило, парадоксальны своей неточностью, что тут еще говорить? Те же люди, те же эмоции, но всегда есть что-то такое, что закрывает тебе глаза худой рукой. И, даже вылупившись во все роговицы, причины и следствия там не отыскать. Именно это стало той дурацкой причиной, почему Джессо больше не пытался вскрыть эту гнойную рану надрывом кожи.
Знал ли Бьякуран, как умирает Император Мечей? Знал, как в серебре ночи лезвие рисует полукруг, как касается оно гладкого мрамора бездыханной плоти.  Знал, как в серых глазах всходит луна.
Знал ли Бьякуран, как умирает он сам? Знал, как пламя выжигает языками кровь, а из разожжённого горла врывается вымученный хрип. Знал, как боль выкручивает узел ганглия на надрыве деревянных мышц.
Кто убьет их в этом мире — он не знал. Иными словами, можно вылечить болезнь, разукрасить кровоподтёками веки, изучить противника как собственную клетку, но стоять за спиной может любая гротескная рожа. Но, с другой стороны бронежилеты придуманы параноиками. Парадокс, из какой подзорной трупы и не вылупливай глаза, все равно будешь слеп.

Его взгляд крепко зацепился за серебряные волосы Скуало. Все-таки тот словно сбросил десяток лет и полтонны бессонных ночей; отличный способ обновить себя. Джессо медленно раскачивался вниз-вверх, утопая наполовину в холодных объятиях водоема, нежных, как бриз прохлады утром. О мирах можно подумать и потом, мысли долго не носились по голове, их просто прервали вулканическим шёпотом, вырывая из горла громкий смех.
«И ты не смей», — почти как сутра перед новым рассветом, с их работой миссия почти невыполнимая. И это ему нравилось еще больше: чувство голода, страсть к замершей душе у последнего костра раздразнивал его все сильнее. Черт, волосы теперь пропахнут рыбой. Умирать Бьякуран точно не собирался, ни в этой истории, ни в этих секундах оборванных вздохом, гуляющим звоном над зеркалом пруда. Он собирался в переплетениях дня поднимать свой голос к распятым небесам и грозить белым пальцем каким-то там богам. У него была цель, преследующая его каждый гребаный день.
— Если я умру, ты будешь по мне скучать? — пропел он вопрос, покачивая головой. Волосы, как медузы, волновались за разноцветными хвостами рыб. Он внимательно посмотрел на горящие каким-то потусторонним светом глаза Скуало и восхищался, не уверенности, нет, уверенность — дело шаткое. Супербиа знал, что должен жить. — Я даже представляю, как Занзас смахнет скупую мужскую слезу. — Идиотская шутка.
Бьякуран собирался совершенно точно пережить чужое сердце, и мечнику желал того же. Смысл бояться какой-то там животворящей войны, выглядывающей, как на автостопе, ножкой в чулке? В своих потрохах разобраться нужно, а это оказалось сложнее.
Впрочем, в этом мире, играющем нотами тишины в полудне. В мире, подчиняющемся Омерте, как совершенно непоколебимой истине… у них было только «сегодня».

Теперь холодный ветер пробирал до костей, взмыливая его пульс где-то в районе изогнутой крыши. Джессо отклонился назад, нырнул с головой в воду, поглощая кожей прохладу.  Эта ледяная нега, хриплый голос и мысли о неотвратимости грядущего сплелись для него в туманившее мозг неразрывное, неотвратимое очарование. Он вынырнул из воды, поднимая брызги, и нежное золотое пламя лизнуло линии шрамов. Бьякуран щиколотками чувствовал ветер, в запястьях его потоки рисовали кружево влаги. Тиран поднялся на крыльях над самой водой и посмотрел вверх. Нужно было о чем-то думать. Он думал о небе.

Прозрачное, испещрённое резкими мазками. Даже купол, залитый светом, казался стеклянным. Бьякуран сложил ноги турецким лотосом и задумался. Интуицию Вонголы превзойти слишком сложно, да и маловероятно, не так ли, Скуало-кун? А что может поставить противовес? Ему казалось, что он совсем близко подошел к таинственному «нечто»; протяни руки — ухвати ладонью чужое сердце.
—Даже Маммон и Мукуро оказались бесполезны против него, не так ли? Да и прямая сила была тоже плохим подспорьем, так, игрушкой. — Бьякуран посмотрел точно в глаза Супербиа, где за бархатистой радужкой были сомнения. — Пока не знаю.Но узнаю. По правде сказать, стоит Скуало выйти за дверь, как потоки ветра разрисуют надрыв на уровне солнечного сплетения, и в который раз паутина миров обвернется вокруг гланд. По крайне мере, он знал, что искать. За несколько дней проведенных в путешествиях тело ослабло, но азарт, щекотавший горло, был неутолим.
Бьякуран закрыл глаза и почувствовал приятное головокружение. Слабое осознание какой-то призрачной схожести пробился сквозь туман нахлынувших грез, как зубчатый нож через марлю.
— Как называлась та пуля, что использовал Мукуро-кун много лет назад при их с Тсунаеши знакомстве? — она-то конечно бесполезна против Савады.

Отредактировано Byakuran Gesso (22.12.2016 06:25:24)

+2

15

Ощущение нереальности происходящего лишь усиливалось. Запрыгнув в кроличью нору – все, что остаётся – это следовать странным правилам и бежать за мелькающим впереди белым хвостом? Скуало прикрыл глаза, подставив лицо лучам солнца, уже утратившего свой жар. Глубоко вздохнул, расслабляясь. Сад Джессо успокаивал и убаюкивал, навевая непонятную дрему. Если за пределами этого мира во всей мафиозной среде и царил настоящий тайфун, то здесь, как в его центре, царила своеобразная атмосфера спокойствия и безмятежности. Мечник без удивления посмотрел на невесть откуда взявшуюся глазастую стрекозу, зависшую неподалеку. Её хрустально-сетчатые прозрачные крылья трепетали, удерживая на месте. Она словно с любопытством смотрела на этого странного гостя. Желает познакомиться? Следит за ним? Скуало протянул к ней левую руку в перчатке – вдруг в этом странном мире совсем другие правила и это насекомое примет его приглашение и сядет на палец хищника? Но нет, живой вертолет, стремительно скакнув вверх, отлетел подальше, словно потеряв от такой наглости весь интерес к человеку. Супербиа слегка улыбнулся и мотнул головой, словно отгоняя все эти странные, неестественные для себя, мысли.
Он по-прежнему чувствовал на себе взгляд Бьякурана, покачивавшегося на водной глади,  и внимательно слушал его. Тот подкинул очередной странный вопрос, поставивший тупик. Будет ли он скучать? Вряд ли… Глава Семьи Джессо не входил в очень узкий круг его друзей и близких, но, без сомнения, прошлое связывало их своими незримыми красными нитями, и относиться к нему как к совсем чужому человеку Скуало не мог. Вот только скука… это не то, чему мечник был склонен придаваться. Если вспомнить, то и по родителям он особо не скучал. Конечно, первое время было тяжким и невыносимым, особенно давило осознание того, что под жестким прессом слова «никогда» оказалась вся прошлая жизнь, но потом постепенно боль утихла, и он сосредоточился на собственном выздоровлении.  Память постепенно стерла воспоминания, приучив жить настоящим. А потом… Ему до озверения не хватало Занзаса, когда тот был вморожен в нетающий осколок льда. Пустота, ощущение собственной неполноценности, какой-то ущербности, присутствовали все это время… Также он не мог сказать, что скучал по Маммону, когда тот в изменённом варианте будущего канул в Лету. Но постоянно, как выбитый в драке зуб, чувствовался разрыв в их команде. И дело было не только в миссиях, когда иллюзии их Туманника спасали и прикрывали,  а в том, что в тесном кругу, соединившемся вокруг Занзаса, повязанном столькими испытаниями, не было очень важного звена, место которого никто и никогда не мог занять. Да и когда варийцу скучать с его бешенным ритмом жизни? Скука обычно накатывала, когда заняться было нечем.  А таким Скуало не страдал точно. К определённому выводу он пришел после краткого размышления.
Я буду помнить, – Супербиа не давал обещания, которые не мог сдержать, и никогда не кидался словами впустую. Да, без сомнения, он будет хранить воспоминания как самую большую ценность, весь опыт и тот багаж знаний и поступков, мыслей и действии, что всегда помогал оставаться собой. Мужчина усмехнулся, услышав продолжение. – Врой! Смотря как кончишь. Может и от смеха с кресла слетит… – он, не желая обидеть, лишь поддержал его шутку, отгоняя неприятные мысли.
Скуало уже не дернулся, когда Бьякуран сначала ушел под воду как затонувший корабль, а потом резко поднялся из воды с видом Нептуна во всей своей славе и величии. Варийский дождь чуть отклонился назад, смотря на него, а взгляд Бьякурана был устремлён вверх. В небо. Мечник явственно ощущал ту огромную, необычайную, разлитую в этом теле силу, благодаря которой этот человек достиг таких вершин, ту мощь, из-за которой его Семья шла за ним, готовая на всё ради своего лидера. Но на него она не действовала – у Супербиа был свой центр притяжения, своё Небо: неспокойное, часто хмурое, склонное к гневу, горящее и стабильное, но своё.
Он кивнул, слушая его. Понимая, что всё-таки и Бьякурану не было известно абсолютно всё во всех мирах. Скуало и сам много раз думал о том, почему все прошлые попытки одолеть недо-Десятого, которого, казалось, плевком перебить пополам можно, оказывались бесполезны. Однако про Вайпера – тут еще было неизвестно, смог бы их жаднючий и, без всякого сомнения, талантливейший Туманник победить сопляка. По собственному желанию – тот никогда бы пошёл на такое, но и вряд ли бы какая-та Семья смогла найти столько денег, чтобы стравить их. Жадность Туманника была запредельной, но идиотом он не был, и стопкран всегда срабатывал, особенно когда дело касалось Вонголы.
Вроооой… Маммон с Савадой и не сражался... в этом Скуало был уверен точно, на автомате, не из вредности, поправляя, потом удивленно посмотрел на Бьякурана, не понимая, что за ключик и от какой двери в его руку дает Джессо. Может, и были какие-то изобретения, которые давали абсолютно невероятные возможности, что даже гиперинтуиция не была  идеальной защитой. Он смотрел на него, нахмурив брови: – Какая еще пуля?!
Поскольку именно Вонгола курировала прокачку мелкого Савады, то об этом Скуало был не особо наслышан. Тогда его занимали совсем другие дела: события на острове Дьявола, лечение после того, как словил пулю, напряженные и тяжелые отношения с Занзасом, попытка самому во всем разобраться, охота на Йемитсу… Он уж точно не был тем, с кем бы стали делиться такими подробностями, да и не нужны они ему были. Теперь, конечно, можно покопаться в архивах или расспросить Хранителей Девятого, чтобы получить самую достоверную информацию. Наверное, стоило бы прикусить язык раньше, сделать вид, что, знает, о чём речь, но сказанного уже не поймать, как птицу в силок.

+2

16

Быть Скуало, значит быть почерком недрогнувшего пера. Быть Скуало, значит жить в движении, пока кровь бежит и через соль морской воды ловить блуждающий воздух легкими,  идти пока вдоль дороги меркнут блеклые фонари до конца рассвета. Быть Скуало, значит в гландах хранить слепую верность размеренным взмахом протеза.
Джессо не знал о Супарбиа больше, и не пытался узнать — это книга не для полки, где в пыли оседает вечность. Страницы её листаются, рваные с ручным письмом, там, где горит камин и играет в бокале темный янтарь Далмора. Джессо знал ту грань, когда взгляд останавливался за секунду до взрыва души, когда голос смолкал на эхом пробежавшейся ноте в поклон. Он не пытался забраться внутрь, не пытался под кожей струиться вопросами и закутываться в чужие мысли как в тонкое покрывало. Потому, что упавший с дерева лист — упал без причины. А то, что на самом деле он отмер в дыхании вечереющего сада — не его дело, уберите чернила.

Он парил над водой, чувствуя холод белыми лодыжками и покалывание в позвонках. Пламя неба струилось плавленым золотом, лихорадочно обдавая то летним жаром, то прохладой на кончиках пальцев и выталкивалось через тонкую корку шрамов в раскрытые крылья.

Быть Бьякураном, значит видеть серебряный блеск в бархатистой радужке, где за зрачком блуждают мысли. Быть Бьякураном, значит просачиваться пальцами через покров до чужих костей. Быть Бьякураном, значит играть по струнам нерв польку, и за собственными веками хранить второе дно.

Мимо глаз пролетела косой стрелой стрекоза,  с пронзенными солнечным светом крыльями, устремилась куда-то за розовый куст по зигзагу. Отцветший розовый куст. Где-то далеко там осень, а в саду ещё лето, поэтому он вдохнул влажный воздух до самого дна легких и почувствовал, как по горлу устремился радостный щебет птиц. Если бы у него был кроличий хвост, он бы постоянно опаздывал, отстукивая лапками тиканье стрелок. В саду часов не было. Моркови тоже.
— О, я запомню это обещание, Скуало-кун, — Джессо снова рассмеялся. — Кстати, ты знаешь, что миндаль цветет именно весной? Потрясающее зрелище, розовые цветы слабым дождем опадают на землю.
Тогда же имеет привычку умирать до ближайшей весны. Все это он не то, чтобы всерьёз  с придыханием обдумывал, но как-то без дополнительных размышлений понимал, что даже в этом безграничном «сегодня», проще посмеяться над необратимостью идиотского «завтра», потому, что его не будет, в блуждающем небе нет не единой жилки, а коваными цепями не связать обещание. Он часто слышал шепот из той темноты, куда заглядывал только прищуром, потому что она протягивала когтистые пальцы к щекам и теребила за мочку уха и много врала.
— Ради этого зрелища, я искреннее постараюсь умереть как можно эстетичнее. Например, провалившись в Страну Чудес.

Он понимал, насколько тяжелыми мыслями был охвачен Скуало. Он искреннее и совершенно по детски уважал его, потому, что в своей слепой преданности тот проходил по миру грибным дождем и не оставлял вопросы напоследок за закладкой. Он нес свой крест, катил камень на гору сам, храня осколки воспоминаний крепко в закрытом сундуке сердца, а потому взгляд, столкнувшийся с глазами Джессо, был тверд и полон уверенности в этом стальном аргументе. Бьякуран это делал чуть по-другому, с жатыми в кулак ладонями. Пальцы привычно нащупали теплоту собственной руки.

— Твоя правда, но Вайпер сражался с Мукуро, кажется, да? Прости, ошибся, — ошибся ли? Бьякуран подлетел совсем близко и, поднимая спираль ветра у запястий, опустился на землю перед Скуало, и снова аметист в глазницах коснулся чужого зрачка, он усмехнулся и обернулся к тропе, что дальше уходила за деревья. В одном из миров они сражались, пока молния не раскалила песок до зеркала и в мире, кровавым реквием отпевали семьи, Тсунаеши там тоже победил.

Бьякуран резко отшатнулся и, все так же улыбаясь по привычке, нырнул за тот самый отцветший куст. Его шаг тихо чеканил какой-то навязчивый мотив, который на скорый лад отражался в еле слышном свисте. Прогулка должна была продолжаться, слова должны были срываться с плотно сомкнутых губ. Ну правда, что-то ужасно жарко.
— Я не знаю того, что было в этом мире, но прошлая семья Мукуро-куна однажды решила поставить ряд экспериментов. Одним таким экспериментом стала Пуля Обладания. С помощью неё и трезубца, можно было захватить тело человека, его сознание. Понимаешь?

Он еще не нашел своё чеканное сокровище, но игра продолжалась, а кубики оказались брошены на стол и уже не поймать прокатившийся по дереву кон. Неизгладимая правда заключалась в том, что Бьякуран был слаб, он не мог верить тем, кого видел в других мирах, они как призраки просачивались через его бледное тело, проникая дыханием в сны. А потом уходили от него, догоревшим огнем, и на память от них оставалась только зола и обещания.
— Я не знаю, кто победил Тсунаеши, но я знаю, что это не иллюзия и не сила. Мозг более уязвим, и даже в нашем мире существуют способы воздействия прицельно на него. А что думаешь ты, Скуало-кун? — Не подкрепленное ничем, это просто, так схоластика, формальное замечание, пустота.
В другом мире, пять лет вперед, он знал, что Шоичи его предаст только по одной причине: только в этом мире он подпустил его слишком близко, обжигаясь маревом смеха на выдохе, только в этом мире он так врал, что в следах оставались гвозди. Оставалась сложить кирпич с мармеладкой, и, охренеть какая новость, атата быть таким засранцем, мой милый друг.


Миндаль - на языке цветов: обещание. И была когда-то такая фишка, что-то обещать и дарить цветы миндаля с фразой: "как получится".

Отредактировано Byakuran Gesso (22.01.2017 15:45:38)

+2

17

Скуало, не отрывая взгляда от Бьякурана, парящего безмятежным буддой над водой,  откинулся назад, перенося вес на руки, немного жалея о том, что перчатка не давала возможности его правой, живой руке, почувствовать кожей траву и грубость почвы. Стрекоза, как один из многочисленных стражей сада, пронеслась рядом со своим владыкой, окутанным Пламенем, отсалютовав и сдав рапорт… Он усмехнулся. Что за мысли возникают? Супербиа мотнул головой, словно отгоняя их, как рой назойливых насекомых.  Он всё еще не привык к своим коротким волосам, к тому, что голову не оттягивала их тяжесть, что в глаза не лезли длинные пряди отросшей челки, и что устраиваясь где-то, ему больше не нужно беспокоиться о том, чтобы не сесть на волосы или же не придавить их случайно рукой.
Мужчине хотелось снять пиджак или хотя бы расстегнуть несколько пуговиц, потянуться и откинуться на стриженный ковёр трав, поддаваясь влиянию этого мира, но он ни на минуту не забывал, что приехал к Джессо совсем не отдыхать. От странных витиеватых фраз и непонятных намеков в голове была каша: цветы, убийства, смерть и рождение смешивались в одно целое, замыкая цепь. Он попытался вспомнить, символом чего был миндаль, но не успевал за полетом мысли и  воображением Бьякурана. Собственная же память услужливо подкинула запечатлевшиеся в ней картинки увиденного, отрывки из книг и мифов, но ничего особенного, ничего важного и, главное, связанного хоть как-то с миром мафией.
В конце концов, Скуало решил, что это своеобразное обещание Бьякурана выжить во что бы то ни стало под этой новой волной, захлестнувшей мир, не утонуть и не захлебнуться, а выплыть и справиться, оставаясь самим собой. За цветением всегда следует умирание, за умиранием – возрождение, зерно вырастает в колос, яйцо становится птицей, цветок – плодом. Все просто и сложно одновременно.
Врооой! Хорошо! Я тоже запомню твоё обещание, – коротко и спокойно заметил он.
Супербиа, улыбнувшись, не знал, стоит ли удивляться тому, что и Джессо пришла в голову ассоциация со Страной Чудес. Не мысли же читал, право слово! Или на его лице так написано всё? Но никаких молоточков для игры, Сумасшедшего шляпника, перекрашенных цветов и подозрительных бутылочек с зельями не наблюдалось. Розы, где заняла оборону стрекоза, и те казались самими обычными. Наверное, дело было в том, что Скуало не особо умел хорошо скрывать свои эмоции, так что иногда бы хотел понять, каким именно видят его люди, потому что увиденное мимолетом в зеркале собственное лицо было ещё тем кривым отражением действительности.
Да. Их бой был после поединка Дождя, – кивнул он, подтверждая его слова. Правда, сам Скуало об этом сражении только слышал, поскольку самочувствие тогда не позволяло ему не то что присутствовать, даже быть в сознании. Но общую информацию о Мукуро и его способностях мечник всё-таки знал. Он опять терял нить реальности – точно ли так было, или всё-таки Джессо знает и какую-то другую реальность, где было обратное. Наверное, не стоило поднимать и эту тему. Вспоминать свой поединок и Конфликт Колец не любил – как бы много времени не прошло, все равно становилось больно и мучительно страшно, что бы было с Занзасом, со всеми ними, если бы всё пошло иначе. Скуало и забыть не мог, проклиная гордость, костеря чертова Девятого… Наверное, его собеседник знал и все другие варианты, в том числе и тот, где Вария стала победителем, но спрашивать о том, где жизнь сложилась лучше, Супербиа не собирался. Однако он уже мог говорить безболезненно о своем проигрыше, смирившись с ним, видя в этом положительную сторону. Иначе бы или умер, или ушел из Варии, оставив Босса, и никогда бы не узнал о том, какой потенциал у мальчишки, не раскрыл способности Такеши. Очень много всяких «не». А так – получил всё, что хотел. И даже больше.
Бьякуран приземлился перед ним, Скуало, не выдержав, поднялся с земли. Смотреть снизу вверх на кого-то он не любил, и если в то время, когда Джессо парил над водой, их глаза были примерно на одном уровне, то сейчас такое положение его совсем не устраивало. Хранитель Одиннадцатого выпрямился и проследил за тем, как Бьякуран продолжил свою прогулку словно ни в чем не бывало.
Скуало же, услышав следующие слова, замер и распахнул глаза: чужой контроль? Какие-то пули? Обладание. Определенно нужно узнать об этом побольше!  Он вспомнил запись, которую принес Дино – как раз то самое ощущение, которому он никак не мог подобрать слово, лишь чувствуя, что это Савада, который не Савада… Но мальчишка же тогда победил Мукуро и тот больше не представлял опасность, став странным союзником,  а следом пришёл и черед Варии, закрепляя успех сопляка. Информации  боьше никакой не было. Про те пули, что использовал Реборн, Супербиа, конечно же, знал. Видел их действие и ни раз. Его отношение к подобного рода усилителям были… пренебрежительные. Мечник всегда предпочитал рассчитывать на себя и еще раз на себя, тренируясь, на жалея сил, выкладываясь по полной. Пули же были грязным приёмом, почти как допинг. Во всяком случае те, что использовал Тсунаеши, вызывали снисходительную усмешку и желание спросить «А сам ты что без этой  вот фигни стоишь?» И вот же, возможно, снова странные разработки учёных, кардинально, под острыми углами, меняли жизнь своих подопечных: сегодня ты герой, а завтра ты в тюрьме.
– Думаю, что это самая правдоподобная версия из всех, что я слышал…  – Скуало посмотрел на Бьякурана, хмуря брови, понимая, что пауза затянулась, и он слишком глубоко погрузился в обдумывание. Но, конечно, нужно было как следует во всем разобраться. Во всяком случае, какая-то форма контроля отлично объясняла происходящее. Оставалось только выяснить – какая и как. Скуало чувствовал, что поймал какую-то важную ниточку. Станет ли она путеводной, как нить Ариадны, или всего лишь обрывком, ведущим в никуда, покажет только время.

+2

18

Сегодня они играли в бездействие. Идеальную иллюзию продуманного мира, прошедшую через черно-белые отчеты, которые оказались хорошей заменой собственных роговиц. В этих шагах не было начала, и вели они за пределы строго очерченного конца. Тихий тон у изголовья дневной синевы и взгляд, коснувшийся чужих глаз. Если расширить веки пальцами, то можно почувствовать ветер в ресницах. Если долго говорить о важном, оно утеряет циклопический смысл.
Бьякуран не знал, что именно стало подспорьем установленного мира, он не знал причин, которые легли перед самым носом бесцветными чернилами, и это щекотало черепную коробку изнутри, билось, скрежетало, смотрело откуда-то из души, подернутой терньями. Волчий голод был неутолим и нарастал с каждым действием. В этом было главное отличие этих столкнувшихся окуляров: Вонголе нужно было следствие и виновный, Бьякурана интересовало междустрочие; тягучее, играющее, сам процесс построения лабиринта, и холодный гранит под ладонями. Бывший тиран был оголенной нервной клеткой в циркулирующем потоке стрелок. Но он знал момент, когда надо было замереть. Скуало же жил самой жизнью, он бесконечно пытался вонзать клыки в реалии, поглощая вопросы и ответы. Это он видел сейчас. Джессо молча распахнул изодранные на ленточки крылья и спрятал руки в карманах, пытаясь под кадыком отыскать слова, которые не говорят просто так.
— Небольшое уточнение: я не подозреваю Мукуро-куна, — его голос просачивался через листву, пронизывался в ритмы сада и поздние цветы мальвы. — Делать мне больше нечего.

Сарказм как попытка продолжать разговор, потому что молчать нельзя. Настроение упрямо не держало язык, хотелось говорить и идти вдоль кустов, раскинувшихся цветастым чудом. Мысли должны скользить, даже если причины прозрачны и нелепы. Пальцы сжали цветок бегонии, собирая кожей розовую массу и сок, чувствуя нервными окончаниями скользящую щекотку и забившийся ветер под ногтями. Шаги медленно вели по вымощенной дороге, и следом скользила изодранная тень. Это не Мукуро хотя бы потому, что долгожданное тело теперь за железными прутьями в объятиях крыс. А попытки захватить его сейчас не стоят предложенных усилий. Их умело подводили к этому решению, тот, кто обманул Тсунаеши, даже не пытался подставить кого-то еще.
— Джессо существует не так давно — так что, это все, что я могу сказать сейчас. — Он лгал, ну или красиво привирал, на крайний случай, сгущал краски своего трафарета. Бьякуран принадлежал к такой чистокровной породе потомственных лицедеев — основательных, добросовестных в своих порывах вскрыть мир за запястье. Отстукивая дни до своей инаугурации, Джессо растер пальцами гнилье мировых могил, прощупал костяшками каждый вдох истории.  Он разузнал о Вонголе, о мафии все, что мог, до самых крохотных чисток. Небо был из числа тех немногих читателей, ученых, что с самого нежного детства алчно проглатывают любую информацию. Правда, название «нежное» маловероятно констатировало хоть с каким-то периодом его детства.

Этот долбаный кролик знал, что искать. Джессо нужен был такой же лицемерный проглот — и это точно не Мукуро-кун, Занзас или кто-то из этих гениальных школьников. Его бесшумное дыхание быстро превратилось в ручное вкачивание воздуха. Он пытался заполнить легкие до отказа запахами закатного лета. 
— Но, думаю, и это не все, что ты хотел узнать, да, Скуало-кун? — выдал он, особо не заморачиваясь в тоне. Бестолковый получался разговор, слишком человеческий, лишенный холодных и безапелляционных фактов. Джессо склонил голову, пронизывая взглядом офицера. От одежды до шеи, от шеи до серебряных ресниц упирался взглядом своих глазниц, хладнокровно и серьезно, проникая под тонкие веки упрямой истиной. Он впервые увидел внутри себя человека, которого ограничивали объёмом ответственности.
— Джессо не останутся в стороне, по крайней мере, пока это никак не вредит моим интересам. Знаешь, новое сердце так хорошо на сосудах болтается.
Оно действительно спокойно и тихо гоняло кровь за несколько сжатий. Если и есть ради чего жить и вести эту игру, так это ради того, кто просыпается с рассветом — это ты сам.
Плетка ветра обожгла лодыжки. Бьякуран поднялся вверх над кустом, задрал голову и ловил глазами запоздалые косяки птиц, пронзающие свистом солнца.

Это тоже своя своеобразная игра на выдохе. Листья упали, осень скользила к пяткам и изворачивалась от рук. Альянс должен продолжать работать независимо от того, сколько сгнило ромашек; кто смотрит вверх через слепую призму слез и ржавую решетку. Слепые попытки сейчас вернуть справедливость — не более чем обман бездомной кошки. В его мыслях снова шлялся только ветер.

+2

19

Звук хлопков – рука об руку, живая об искусственную – Скуало отряхнул прилипшие к белым перчаткам частицы земли и траву. После чего не удержался и кинул ещё один прощальный взгляд на озеро, жадно запоминая его, зная, что такой удивительной гармоничной красотой можно наслаждаться долго, если не вечно. Зеркальная поверхность уже почти пришла в спокойствие, а карпы, выпучив круглые, всегда удивленные глаза, постепенно возвращались на свои места, словно продолжая прерванный разговор, изредка таращаясь из под водной завесы на этих странных и непонятных существ, у которых не было хвоста, а вместо плавников – какие-то странные палки, но те все равно зачем-то вторгались в их мир, даже не умея там дышать и плавать… После чего Супербиа вернулся на дорожку, вслед за Бьякураном, которого, если бы не крылья, наверное, не было бы видно совсем за ветвистым частоколом кустов. Тот казался неким призрачным ведением, непохожим на кроличий хвостик, но, тем не менее, служащий своеобразным ориентиром. Мечник не сомневался, что там, впереди, за каждым поворотом, его ждут новые чудеса и открытия. Разговор, на первый взгляд не вписывающиёся в великолепное царство буйной Флоры, однако по контрасту удивительно естественный, тёк и струился дальше. Скуало одобрительно кивнул, услышав его слова.
Врооой! Да!  Мукуро точно не причём.
Конечно же, они проверили. И ЦЕДЕФ, и Хранители Девятого, и Одиннадцатого. Рокудо Мукуро давно был под пристальным вниманием мафиози. Однако его сила, его стремления и желания были всем известны, поэтому неопасны. Этот мир устроен странно, порой в нём получалось,  что злейший враг становился если не лучшим другом, то не-врагом точно. Сам Скуало знал несколько таких случаев. Даже далеко ходить не стоило – Ямамото Такеши был его противником, которого Супербиа собирался стереть с лица земли, показав всю свою силу, а в результате тот стал его учеником. Для Савады его самым первым и важным испытанием был именно этот Туманник, а потом… что в несостоявшемся будущем, что в течение этого времени, Мукуро не делал никаких попыток по захвату тела Тсунаёши или уничтожения мафии, но остальные подробности этих сложных отношений, Супербиа не знал. Зря, наверное. Теперь он чувствовал, что ему как правой руке Занзаса совершенно недостаточно той информации, что он обладал.  Данные, хранившиеся в памяти Скуало, были больше общими. Их хватало для каких-то поверхностных выводов, они давали ощущение некой опоры, но вот уже дальше... Мечник снова чувствовал себя тем четырнадцатилетним мальчишкой со сломанными ребрами, который получил в своё управление Варию и в тоже время никакого понятия не имел о том, что это такое и с чем его едят. Тогда учиться приходилось всему и сразу, но времени было в разы больше, чтобы всё обдумать и сделать правильные выводы, а сейчас его хронически не хватало. Правда, кто такие Джессо и их роль в этом теневом мире, Скуало знал, но эта тема явно была не для обсуждения.
Разрешение Бьякурана задавать вопросы в странном мире мафиозного Зазеркалья казалось, должно было успокоить и перевести разговор в другое русло, однако больше смущало и настораживало одновременно… А ещё к этому добавлялся взгляд, смотрящий в душу. Конечно, Скуало хотел бы узнать многое, но при всей своей прямолинейности, дерзости и наглости, прекрасно понимал, что не все вопросы следует задавать, а на некоторые лучше получить ответы косвенно, по факту, когда поступки красноречивее слов. Мечник медленно провёл пальцем по бахромчатому краю неизвестного кремового цветка, решил, что сначала стоит задать вопрос попроще, а затем посмотреть по реакции.
Да, ты прав… – Супербиа посмотрел на него, – Бьякуран, с тобой кто-то из бывших аркобалено на связь выходил?
После заключения Савады чудесных младенцев (пожалуй, теперь стоит говорить подростков) как ветром сдуло. ЦЕДЕФ промолчали про Реборна, никакой активности известного киллера не было заметно, а тот явно не мог оставить своего подопечного без должного внимания и смириться с пошатнувшимся положением Вонголы, которой служил. То, что затеяли эти «малыши», могло бы многое прояснить, но их не было.  Маммон, понятное дело, никуда не делся. Но и с другими он не поддерживал никаких отношений: не выгодно, чёрт его дери.
А далее Скуало неожиданно получил ответ на самый главный, самый важный вопрос. Он чуть приподнял брови, потом улыбнулся. Его радовало, что в будущей битве, какой бы страшной она не была, они снова будут по одну сторону. Такой расклад был вполне понятен, Занзаса он устроит в полной мере: интересы Семьи всегда на первом месте и плох тот Босс, что забывал о них. Джессо не был плохим Доном. Амбициозным, своенравным, горделивым, созерцателем, чтецом судеб, настоящим Небом – да, но ни в коем случае ни тем отвратительным капитаном, что приведет корабль Семьи к ближайшей скале или водовороту. Последняя фраза стала для Скуало своеобразным откровением, варийская Акула никогда открыто не говорил о пересаженном сердце, в отличие от Бьякурана. Супербиа знал, что Занзаса оно беспокоило, порой даже больше чем его самого. Иногда тот не выдерживал, отлавливая минуту назад безумно носившуюся вокруг Акулу, и  прижимал горячую руку к его груди, проверяя, насколько новый поршень исправно гоняет кровь по его телу.
–  Понимаю… Надеюсь, что мы опять будем союзниками, – всё-таки эти слова сорвались, как осенние листья, подгоняемые порывом ветра.  Скуало не мог говорить за всех, но кто ему запрещал высказать собственное мнение? Мужчина повернул голову в сторону озера, кусок которого еще был виден из этой части сада, нахмурился. – Знаешь…  С катушек слететь можно, сравнивая сердца. Обычно я стараюсь не обращать на него внимание. И не вспоминать. Но… – он замолчал,  поджав тонкие губы. Трудно было выразить все те эмоции, которые затапливали время от времени. Кому, как не Бьякурану, это знать?

+3

20

В саду все так же спокойствие, словно трепетная мать, обнимало дрогнувший от неожиданных признаний мир, словно бы суета этой жизни обходила его стороной, не смотрела, замирала рядом там, у стены. Чужие слова были неожиданным бризом, замершим на ноте дыхания. Непривычной струной шума. Здесь не было отголосков мафиозных решений, а судьбы вершились неприметно глубоко под землей. Лишенный эмоций штиль никогда не проходил, обволакивал шелковой тканью утром и тишиной под вечер. Еще немного можно бы почувствовать биение жизни в своих ладонях. За следами бродила изорванная в клочья тень. 

Бьякуран спряталась глаза за веками. Почему-то это ощущалось как погружение на дно кристально чистого озера, где через холодную мглу прорывался косой луч света, как прощальная симфония о далеком лете струилась по корням. Но от этого сердце металось под ребрами. Под кожей струилась полоса жара, и впервые ему стало душно в этой глухой пелене. Гармония для него становилась лишней: она создавала бурю среди вязкой тишины, осевшей под ключицами с натянутой кожей, взлетая последним порывом за грань уставившихся в спину глаз. Он хотел проснуться, ощутить на расстоянии дыхания запах опасности и замереть, и почувствовать на языке железный привкус жизни, соль крови. Бьякуран растянул бледные губы в изгибе улыбки. Тот, кто убрал Тсунаеши, был совсем рядом.

Джессо вслушивался в голос Скуало, рокотом прокатившийся от горла до губ. Для миротворцев они были слишком жадны. Небо всмотрелся как в зеркало за грань серых глаз и замер с прокатившимся по глазницам золотом. И молчал. А что тут еще сказать? Что бьющийся ком — лишь осколок от другого, поросшего гнилью трупа? Что по утрам, в рассветном безмолвии за шторой, тебе кажется, что оно затихло и холод бежит по опустевшим венам? Что иногда, кажется, вы окончательно разругались, не сошлись на тысячном ударе, и оно тебя любовно отвергает? Что, впитывая ночь, сжимая простынь дрожащей рукой, ты вслушиваешься, как оно бьется? Что, проснувшись после операции, ты не чувствуешь ни черта, только глаза бегают от лица врача до чертово аппарата ИВЛ. Что какая-то часть тебя осталась сжатой в долбанной разложившейся руке. Что тебя все-таки немного убили? Что в грудной клетке ошивается чужой? Слова тут явно были лишними, за серебром роговиц была та же зеленая полоса ИВЛ. Он кивнул на пожелание, ведь врагами они уже были.

— Но гордость уязвима, не так ли?
— Бьякуран усмехнулся, обнажая белые зубы,  — все остальные звуки покрылись пылью на пере с засохшими чернилами. Поросли травой глухие тропы душ.
Говорить о разорванном, разбитом, искалеченном сердце было удивительно легко. Буквы полосой складывались в слова и сами лились из горла, стелясь по траве, и не приносили слепой тревоги под раздувающиеся легкие. Он не пытался жаловаться, не пытался жалеть и находить понимания в живых, не хрустальных глазах человека, внутри которого тоже гнездилось что-то чужое, гоняло кровь и билось. В волосы забился запах поздней сирени, что скоро отцветет, но аромат будет последовать Небо еще много часов. Пальцы его отстукивали ритм, что жил под ребрами, слишком явно ощущая приток крови к костяшкам. Ему не жаль потерянного времени, даже разорванное сердце — не многим просто осколок самолюбия. Чертов мертвец.  Только, даже сейчас на уровне рефлексов, Бьякуран все еще желал разодрать чужую грудную клетку, залить раскаленным оловом, впиться медными пальцами в эти пустые глазницы Виндиче, зарыться ногтями под его мертвые провода. И эта жажда нарастала в нем с каждым рваным вздохом. Он чувствовал её, как злого двойника под кожей, зуд внутри себя, надрывающий безумием лимфостаз. Самолюбие, приобняв за локоть, вело под гранитный памятник, вдавленный в землю, но он настолько сросся с ним, что без новой дозы нарциссизма так грустно просыпаться по утрам.
—Скуало-кун, а ты слышал забавнейшую теорию о том, что с сердцем переселяется душа?

Джессо громко рассмеялся, отпугивая зародившуюся под кожей дрожь. Звонко, как умел всю жизнь, отпугивая ангелов засевших у изголовья. Душа не была причиной, просто шуткой, но его бесил факт невозможности реванша. Он махнул рукой, ощущая кожей лизнувший ладонь ветер. Жеста этого оказалось достаточно, чтобы отпугнуть снесенную рассудком жажду и в этот момент он перестал считать вдохи и выдохи. Бьякуран снова прогнулся в спине и пошел вдоль по тропе, где за отцветшим кустом вырос белый фонтан. Ему сейчас так до безобразия плевать на пропитанную лекарствами больницу, плевать на Тсунаеши, который гниет в тюрьме, плевать на то, что есть вещи, которые не прощают.
— Но так ли это важно, если ты слышишь этот стук? Если есть человек, который ждет тебя. Альянс должен продолжать работать, кровь должна течь по венам.
Бьякуран замолчал, ему казалось, что Скуало должен как никто другой понимать, что механизм работает только тогда, когда все шестеренки целы, а маленькая клетка рака способна сжечь человека дотла. Но с другой стороны, они нихрена не должны этому миру.

Он не стал обещать Скуало ничего больше, потому что пустые слова оставались пустыми, дном мрака в обрыве кучи рукопожатий. И неизвестно, как сбудется для них эта поднимающаяся со дна осень. Скуало был стратегом Варии, он был умен, хитер и когда говорил спокойно — убаюкивал, ему как никому другому подходила шальное золото сентября. Джессо будут на их стороне, пока поток интересов не пробьют этим мечом из итальянской стали. И именно поэтому Джессо скрыл за улыбкой свою Ариадну. Не этично? Бывает. Давать пустые обещания тоже не этично.
Бьякуран не был добрым, Бьякуран не был злым, он был «чистым» и не задумывался никогда о вопросах морали. И он, и Скуало уже не раз разменивали свои сердца на чужие жизни. Им ли не знать, как это бывает? Нет оправдания бессмысленному убийству. Однако Джессо понял, что и не нужно искать оправдания. Должна быть причина, извлекаемая из акта смерти. Для них это сродни искусству, ударом часов, отделивших цель и кромку ножа. Для других какой-то трагедией. До конца отведенных ему дней Джессо желал жить только так, как ему угодно.
— Прости, что проигнорировал первый вопрос. Малыши, да? Я поддерживаю связи только с Юни, но она или не знает, или не желает говорить о том, что происходит в мире аркобалено, хотя, её посещают странные видения: они слишком скомканы, чтобы можно было что-то понять. Последний раз я её видел несколько месяцев назад.
Ладони легли на мраморный бортик.

+2

21

Последний быстрый взгляд – и вперед, без сожаления, к новому, так, как привык только он, хранить в памяти прошлое, отдавая ему должное, признавая его ценность, но устремляясь вперед, к тому, что так и оставалось призрачной мечтой, зовущей за собой, заманивая, не давая при этом никаких обязательств или гарантий. Хватит ли у него сил пройти до конца совсем по другой дороге? Сможет ли он сориентироваться в сложившейся ситуации и не просчитаться? Не подвести остальных? Всех тех, кто верит в него.  Можно ли научить старого пса новым трюкам? Супербиа не чувствовал себя старым. А августовский сад и парк, еще не тронутый желтизной, как своеобразной сединой природы, окутывал звонко-прозрачным воздухом, приводя в совершенно другой мир – мир, в котором вместе стоячего зеркала озера неспешно струилась вода, омывая чашу фонтана, стриженный газон соседствовал с призрачно-белыми скульптурами нимф. Как ни странно, но первые признаки грядущего сна проявились здесь отчетливее, притаившись в тенях деревьев, в жесткости листьев.

Да, без сомнения. Осень уже скоро придет и на Сицилию. Она не будет суровой или быстротечной, подобной рыжей птице, мелькнувшей за окном, как в северной Европе, а незаметной, прокрадывающейся тихими осторожными шажками, словно неторопливая художница, которая сто раз подумает, прежде чем поставить какой-нибудь штрих,  чуть-чуть поджелтив листок, другой. А рынки заиграют пестрыми цветами, показывая богатство овощей и оливок, ветра станут холоднее и пронзительнее.

Невольно мысль опять возвращалась к собственной в жизни, и он не мог решить, лето или осень властвовала над ним. Скуало больше был склонен считать, что июльское лето, во всей своей красе.  Буйное и жаркое, с пышной листвой, спелыми ягодами и зреющими плодами, вкус которых он сможет ощутить в ближайшем будущем. Если же брать его способности и навыки, то картина была совершенно иной.  Опыт многочисленных кровавых сражений и испытаний, как и особые свойства Пламени Дождя,  конечно же, играли большую роль, искореняя те ошибки, какие он бы мог совершить в молодости, но все же не мог избавить в полной мере от тех проблемы со здоровьем, что сейчас накопились. То сердце просто было лучше, надежнее, незаметнее…  Оно было «своим», родным, рожденным вместе с ним и пережившим все те же приключения, что и он, бодро гоняя кровь в моменты сражений, сжимаясь от боли и переживаний… А теперь – часть его мертва. Простая истина, которую знает любой автолюбитель – если полетел двигатель в машине, лучше покупать новую. В противном случае можешь погрязнуть в бесконечных и бессмысленных ремонтах.

Скуало посмотрел на смеющегося Бьякурана, понимая, что скрывается за этим беспечным, легким смехом, уносящимся в небеса, как птица, вырвавшаяся из клетки. Гордость уязвлена? Еще как…  Мечник, носящий фамилию древнего греха, мог с точностью сказать, что знает о гордости если не всё, то точно многое – о её ступеньках, оттенках и гранях, а также о том, как именно она лечится. Вот только он не был ни писателем, ни поэтом, ни даже философом, чтобы это выразить.  Его гордость была задета за живой, сожжена раскаленным железом, заморожена в лёд, избита, но все равно не переставала быть собой.

- Врооой! Слышал. Чушь все это! Я никогда и никому не уступлю свое тело!
Да, когда он все-таки помимо объяснений «для чайников» от Дино, попытался почитать что-то в интернете сам, конечно же, не смог избежать какой-то непонятной истерии и мистики, связанные с чужим органом и его пересадкой. Несвойственные ранее привычки, вкусовые предпочтения, связи и отношения… Словно кто-то обманом забирал твою жизнь, протягивая руку из могилы. Глупости всё это.  Скуало не поменял спату на другой меч, не стал после операции ходить на каблуках и в боа, по-прежнему  с удовольствием ел рыбу и орал, наверное, даже в разы больше, чем раньше.  К черту все эти форумы и поверья, сдуреть так можно быстрее, постоянно прислушиваясь к себе, копаясь и отыскивая, есть ли незаметное, мерно отстукивающее тлетворное разрушительное воздействие, разливающее ядом по новому телу отраву старой жизни? Но он все еще помнил те  длинные ночи без сна, полные смутных и странных образов.

Согласен, – коротко отрезал он, не желая распространяться на тему близких людей. Действительно, не важно. Ведь в самые важные моменты, пусть сердце пропускает удары или бешено частит, о нём не вспоминаешь. А такой человек у Скуало точно был, ради него мечник вновь бы, не дрогнув, принял на себя удар, пошел бы и в огонь, и в воду, и на край света. Был ли такой человек у Бьякурана? Вернее всего был, потому что случайно, не пережив, не прочувствовав, такие вопросы не задают. До них не додумываются, расставляя свои приоритеты. Всё просто и сложно. Раскрывать тайны своих душ никто из них не был обязан. Каждый из них думал о своем, прекрасно понимая, что никогда не узнают, что скрыто в самых потаенных глубинах...новых сердец.
Услышав его ответ, Скуало подошел к фонтану, но в отличие от Бьякурана не стал касаться его мраморной чаши, просто смотрел, как вода течет и течет. Как жизнь. Сквозь пальцы. Только протяни руку. Что Супербиа и сделал, забыв о перчатке, чувствуя знакомую сырость.
Врооой… – задумчиво протянул он, хмурясь, – Тебе не кажется это странным? Нам  ничего неизвестно о них… И Маммону тоже.  Но Реборн не мог бросить своего пацана, – в этом мечник был железно уверен и никто не мог переубедить его в обратном. такие не бросают. Скуало видел, как тот заботится о мальчишке – пусть по своему, странно, не показывая, но гордясь им, делая все, чтобы воспитать из него настоящего Дона. – Саваду нужно вытаскивать оттуда. И чем скорее, тем лучше, – он знал это, как и понимал, что Занзас был настроен решительно. Вопрос тюрьмы Вендикаре интересовал его в первую очередь. Но редко кому удавалось оттуда выбраться. И уж точно не без посторонней помощи. Кому, как не Бьякурану, сумевшему как-то договориться с мафиозными тюремщиками, об этом не знать?

***

Внезапно ожил телефон в кармане, Скуало поспешил достать его, нахмурился - дело было срочным. Кажется, его пребывание в Стране Чудес можно считать законченным. Вария настойчиво звала обратно, в жестокий и суровый мир. Что ж, хорошего, как говорится, понемножку.
  - Вроой! Бьякуран, мне пора! - оповестил он и широко усмехнулся:  - Но мы ещё встретимся!  Можешь не провожать.
Дорогу он помнил, не заблудится.  Вырывать Джессо из этого мира казалось преступлением. Встреча была действительно странной и было о чем подумать, однако Супербиа прекрасно понимал, что получил куда больше, на что надеялся. И главное, ответ о том, на чьей стороне будет эта Семья.

+1


Вы здесь » KHR! Dark Matter » Основной сюжет » 17.08.2015 | Actum ne agas


Рейтинг форумов | Создать форум бесплатно