Это была чертовски напряженная неделя… Сколько раз сама себе и окружающим это говорила Орегано? Можно сбиться со счета и утонуть среди вариаций «занимательное выдалось времечко», хотя в занимательности уступало разве что Карибскому кризису. И словно бы в подтверждение этого день барышни начинался с охлаждающих процедур. Нет, она не побежала на  мирные переговоры – положила пакет льда себе на лицо после пробуждения. Рекордные 7 часов за последние двое суток способствовали улучшению общего состояния, но выглядела девушка-приправа по-прежнему весьма прискорбно, поэтому из-под мешка со льдом изредка доносилось нечто нечленораздельное и явно нецензурное, характеризующее не только нынешнюю ситуацию, но и девичье положение в целом. Орегано было плевать на весь официоз сегодняшнего вечера исключительно потому, что испытывала потребность начистить рыло действующему боссу Вонголы, и это бросало тень и создавало предвзятое отношение ко всему, что было связано с Одиннадцатым, хотя девица и старалась глушить в себе эти чувства и врать самой себе. Орегано как минимум не хотела, и как максимум ненавидела сегодняшний день настолько, что явилась бы в пижаме и помятой донельзя из принципа, если бы только приказ (а все слова для блондинки от босса были таковыми) не последовал от Иемитсу. Да, тот прямо не высказал ничего конкретного, да и в принципе создавал впечатление мужичка не в себе, но златовласка не могла его подвести в такой мелочи. И пусть здесь намечается всего лишь попойка под красивыми названием, девушка подойдет к этом, как к очередному заданию. Ох уж эти фанатичные трудоголики, нет бы просто вспомнить, что ты девочка и отнестись к этому мероприятию соответствующих.

И пусть не ночь, не улица, нет фонаря и даже аптеки, но атмосфера была соответствующей. Орегано, на время оказавшаяся одна без своего весьма неожиданного и импозантного спутника, огибала кучкующийся народ, дабы пробиться к месту менее людному и раздобыть что-нибудь, чтобы смочить горло, не надеясь, правда, на празднике одного из главных источников дохода компаний, поставляющих алкогольную продукцию, найти простой воды. Барышня угадала, что поиски не увенчались успехом, только поставила не на ту причину.
Где-то сверху что-то кто-то прогундосил, и взгляд аметистовых глаз переключился на источник шума, чья личность по отбрасываемой тени была ясна даже близоруким. И если Риккардо всем своим видом показывал радость от встречи с давней знакомой, то вот Орегано оставалась беспристрастной. И не потому, что в седьмое пекло после Занзаса шел мистер Фонтейн из-за его выходок… Впрочем, именно так оно и было. Девушка после инцидента с трупом информатора всё ещё не понимала истинного положения семьи Каваллоне на доске игроков, поэтому не могла сформировать определенное отношение в том числе и к Рику. Он не был безликой шестеркой Дино, но… Всё было слишком сложно, чтоб судить однозначно, однако для категоричной блондинки чаша весов пока склонялась к «виновен».
- Если это завуалированная просьба в очередной раз нанести тебе увечья, то я не в настроении игриво тешить твои мазохистские наклонности, - она на мгновение замолчала, взгляд ненавязчиво опустился вниз, куда-то за пределы нижней пуговицы дорого пиджака, чтоб потом вновь вскинуть голову вверх. – Приходи, когда всё утрясется. Я как раз купила новый хлыст.
«Если мы все переживем эти потрясения», - ещё менее недовольны тоном сказал внутренний голос.

Отредактировано Oregano (13.11.2016 17:16:23)

«Ну охереть теперь», - говорит про себя Риккардо, удивленно приподнимая одну бровь и слегка поворачивая голову. Вот такого великан не ожидал. Невероятно, но факт: реакция блондинки заставила Хранител потерять дар речи на несколько секунд, а это, поверьте, дорогого стоит, ведь, готов биться о заклад, многие члены семьи Каваллоне мечтают о том, чтобы Рик иногда затыкался. Особенно в экстренные ситуации, когда его пробивает на "поболтать". Живая гора делает глубокий вдох, хмурится, а затем слегка наклоняется к агенту 007 местного разлива.
— Чёрт возьми, дорогая, - на выдохе произносит платиновый блондин, вкладывая в эти слова все охеревание, пропущенное через призму накопленного за сегодня недовольства. – Твоё "утрясется" меня конкретно бесит. Если ты считаешь, что мне нравится всё, что происходит, то удивлю тебя - это совсем не так.
Вот так всегда бывает - ищешь спасение в женщине, думаешь, что она не даст тебе взорваться, а все получается совсем наоборот, барышня выступает катализатором твоего нервного срыва. Нет, разумеется, Риккардо не получил душевную травму, но всё, что в нем накопилось, сейчас выплескивалось.  Свистать всех наверх, лодочка спокойствия тонет в пучине раздражения. Почему дзен-буддиста прорвало? А чёрт знает, возможно, он не ожидал получить такую ответочку от непоследнего в его жизни человека. Нет, в пекло, нельзя трогать эти швы, не дай боже, разойдутся.
— И если тебе кажется, что мне было по душе то, что случилось в Катании, то опять сильно ошибаешься, - Фонтейн замолкает, стискивая зубы.
«Надо взять себя в руки», - говорит рациональное и логичное подсознание. Рик выпрямляется, разминая свою шею. К чёрту, нехер тут свои эмоции показывать - слишком глупо это. И, наверняка, никому нахер не нужно. Особенно этой особе, которая, кажется, считает, что Риккардо и (или) его семья замешаны в происходящем пиздеце. Почему Хранитель был так уверен в том, что такие слова Орегано вызвала именно ситуация с Шимон? Да потому что во всем, что происходило вокруг, были виноваты эти мертвецы. Ну, и плюс та «неловкая» ситуация в Катании, которая чуть ли не привела к перестрелке между Риком, Кьярой и «девушкой-приправой».
— Могу тебя заверить, что к уничтожению Шимон и информатора Донати моя семья не имеет никакого отношения, -  более официальным тоном произносит Риккардо. - Несмотря на наш конфликт в Катании, я все еще считаю CEDEF союзниками Каваллоне, - мужчина прервался, сжимая челюсть, из-за чего на скуле выступил желвак. – И говорю я тебе не из-за каких-то политических умыслов, а из-за того, что доверяю тебе. Надеюсь, ваша организация разберется в этой херне быстрее.
«Доверяю тебе...» - над этими словами мужчина теперь задумался. Он сказал это практически не размышляя, точно зная, что это чистая правда. А вот теперь вопрос, подтверждаются ли эти слова действиями? Зато Рику действительно хотелось разобраться во всем происходящем дерьме. Или пережить его.
— Приятного вечера, - мужчина приподнимает свой бокал, решив откланяться. Сделав глоток, великан разворачивается и направляется в противоположную сторону.
Дружелюбно поболтать с Орегано Риккардо все равно сейчас не сможет, раз уж эта барышня не хочет что-то делать, то она не будет это делать. Когда-то Фонтейн в этом убедился... И, наверняка, ее решительность не уменьшилась за это время. Поэтому сейчас Гроза Каваллоне направлялась к одному из столов с едой, по пути раздумывая над парочкой вопросов: действительно Дино и вся честная компания ничего не знает про убийство Донати, и правда ли можно доверять организации CEDEF? Вряд ли «девушка-приправа» что-то скрывает... Хотя, пфф, о чем это Рик. Орегано никогда не говорит все, о чем думает, она не Риккардо, который в закулисные интриги уж точно не может. Но почему-то наш герой ей все равно доверяет.

Отредактировано Riccardo Fontein (27.02.2017 21:29:36)

Дерьмовое утро, дерьмовый день, дерьмовый вечер - все закономерно донельзя. Настолько, что Фонтейн уже перестал удивляться происходящему. Удаляясь прочь от "девушки-приправы", мужчина решил положиться на "встроенный" в голову компас капитана Джека Воробья, который, как вы помните, указывал на то, что обладатель желает больше всего. И сейчас стрелка компаса указывала на столик, на коем стояли бокалы шампанского. Остановившись у этого стола, Риккардо подхватил сосуд с игристым вином, сделал глоток, после чего начал думать, что же делать дальше. Вечер не собирался заканчиваться, даже не так, он был в самом разгаре. Появилась мыслишка поискать Мустанга, чтобы вновь поиграть в телохранителя "большого босса", но этот вариант Рик довольно быстро отмел - слишком уныло. Фонтейн огляделся, прикинул варианты и решил просто поддаться течению жизни, ведь Вселенная точно что-нибудь придумает для нашего героя. И, наверняка, это будет увлекательное и интересное приключение! Конечно, нет. Только великан подумал о том, чтобы подставить свое бренное тело под "течение", как его этим самым течением и подхватило. Направив в чулан под лестницей. Проблема была в том, что в роли течения выступала Орегано, которая таки догнала Рика. "Чёрт, надо было бежать подальше, она бы на своих каблуках не догнала меня", - подметил про себя Фонтейн, оказавшись в довольно узкой комнатенке. Точнее, комната-то была нормальной, но для среднестатистического человека, а не для Риккардо, который лбом врезается в люстры. Э-э-эх, не так весело всегда чувствовать себя Гендальфом в домике Бильбо.
Вообще, Хранитель знатно так охренел. В голове что-то явно не сходилось. Точнее, мозг просто не хотел принимать, что Орегано побежала за кем-то, да еще и сама вывела на разговор. Фонтейн знал эту барышню долго и мог дать руку на отсечение, что такое поведение ей не свойственно. А когда Солнышко CEDEF прогнало мило беседующих джентльменов, Грозовик так вообще словил когнитивный диссонанс, испугавшись, что в шампанское подмешали сильный галлюциноген. Ладно, шутки это все, но великан действительно напрягся. Потому что сейчас у Орегано на лице было написано, что все серьёзно. А раз уж эта барышня строит такую суровую мордашку, то все, пиздец. Поэтому вечный раздолбай в кои-то веки решил заткнуть варежку, дабы услышать блондинку.
Приправа говорила логичные, обдуманные вещи, который великан понимал умом, но не сердцем. Да, у нас тут мафия, все дела, все серьезно, нет места эмоциям, бла-бла-бла. Да, Рик умел разделять дела и личную жизнь, но тут ситуация была крайне неоднозначная, ведь перед ним стояла она. Человек, который стал точкой пересечения всех линий, существующих в жизни Риккардо. Да-да, наш герой прекрасно понимал, что Орегано всего лишь работает, что у нее есть миссия, что у Рика с Кьярой была своя миссия, что тут работает принцип "делового подхода", но седьмое пекло, Фонтейн не хотел это принимать. Мужчина вел себя достаточно эгоистично и инфантильно, выкладывая перед Приправой все карты, ожидая этого же в ответ. Они всегда отличались подходами в работе, в быту, в досуге, во всем этом они были диаметрально противоположны. Соответственно, стратегии у них тоже всегда были разными. Но именно это противостояние в каждой сфере жизни удерживало их вместе. Все, опять Риккардо залез туда, куда не хотел залезать.
Вот только не успел наш герой погрузиться в воспоминания, как его оттуда выкинул толчок от Орегано, который она сопроводила громогласным выкриком. Сказать, что Фонтейн охренел - это ничего не сказать. Да он просто о**ел. Сегодняшний вечер вообще проходил под лозунгом "ничему не удивляйся", но ЭТО уже слишком. С каких это пор Орегано повышает голос, да еще и силу применяет? Мир однозначно сходит с ума. Проблема была в том, что каким бы деревянным не был Риккардо в психологии, но он прекрасно понял, что хотела донести барышня этим жестом. Такие «удары» служат для переноса эмоций, помогают им выплеснуться, этакая критическая точка, когда слова требуют подкрепления в виде тактильного контакта. К примеру, пощечина, но она несет за собой более интимные и сильные чувства.
Вторая проблема заключалась в том, что нервы Фонтейна тоже были на пределе. И Орегано, как истинное Солнце, сумела активизировать Рика. Мужчина стискивает зубы, делает глубокий вдох, а затем слегка наклоняется к агенту.
— Слушай, - начинает разговор Риккардо со своего излюбленного слова-паразита. Не то что слова, каждая буква давались достаточно тяжело, буквально цедит сквозь зубы, что редкость для такого болтуна. – Да, я не прав...
Спектр испытываемых эмоций был невероятен, однако некоторые, осознаваемые и проходящие через осмысление, превращались в конкретные чувства, а те в свою очередь выплескивались вовне и каждое по-своему. Фонтейн испытывал злость, поэтому сжимал челюсть, словно старался раскрошить свои белые зубки. Этот гнев был направлен не на кого-то конкретного, а на всё происходящее вокруг. До кучи Рику было максимально неловко от сложившейся ситуации. Нет, не стыдно, а неловко, нечто, граничащее, возможно, местами соприкасающееся с терзаниями совести чувство. Никто не любил признавать своих ошибок, и блондин не был исключением. Риккардо понимал, что косяк явно его, и теперь буквально давился от злости на мир, на себя, повисшей неловкой паузы... И на фоне этого пестрого эмоционального фейерверка, удивительно, но где-то далеко внутри сердечко итальянца жгла обида. О да, этой живой горе не чуждо это мерзкое чувство, мучающее, словно раскаленный нож, воткнутый в область груди. Раздражающее, не дающее спокойно функционировать сознанию, превращающее все в негатив. Риккардо хотел это задавить, перебороть, но, к сожалению, не получалось. Да, негоже серьезному мафиози обижаться, словно пацану, но здесь особенная ситуация. Вопрос был в другом, стоит ли высказывать свою «обидку», стоит ли выместить злость на блондинке с сиреневыми глазками?
— ...Но чёрт тебя побери! - продолжает Фонтейн, выпрямляясь и на секунду отворачиваясь, дабы собраться с мыслями. Затем Рик опять смотрит в глаза своего визави. – Я не прошу тебя доверять моей семье. И никогда не просил. Да, у нас такая работа, нельзя никому верить, иногда даже своим. Но, мать твою, Беатриче, неужели все, что было до этого, ничего не значит?
И вновь вываливает всё как на духу, а после стискивает кулаки и буквально затыкается, плотно поджимая губы, необычайно серьезно вопреки обыкновению глядя на блондинку, будто взглядом желал вытрясти из неё правду.

Каждое действием имеет противодействие. Так гласит сокращенная формулировка закона Ньютона, который прекрасно связан со всем в нашей жизни. Вот и наш герой совершил свое действие -  сделал слишком опрометчивый ход, а, если точнее, целую серию глупых и бессмысленных ходов, а, значит, теперь его ждало противодействие. И Риккардо подозревал, что он его получит сполна и от души, ведь Орегано не из тех, кто после удара по левой щеке подставляет правую. Она из тех, кто подставляет правую щеку, уходит под локоть и бьет снизу в челюсть.
Фонтейн чувствовал себя полнейшим идиотом. Он разозлился на полную хрень, раздул проблему в своей голове, смешал с перманентной усталостью и раздраженностью, а затем еще и вылил этот взрывоопасный коктейль на голову блондинки. Риккардо вел себя, как инфантильный идиот, и сейчас прекрасно понимал это, но лучше от осознания не становилось, наоборот, сердце только сильнее жег стыд. Чёрт возьми, многие его бывшие удивятся, что Фонтейн способен испытывать это чувство! Итальянец сейчас находился в том состоянии, когда тебе невероятно хочется исправить то, что ты натворил, хочется, чтобы время откатилось минуток на пять-десять назад, чтобы ничего этого не произошло. Но хренушки, это реальная жизнь, Док и Марти не прилетят и не заберут тебя в ДеЛориан.  Так что отдувайся за свои косяки по полной, сука.
Сейчас, смотря на то, как она поворачивается к нему спиной и обхватывает себя руками, Рик буквально хотел провалиться под землю. Как же мерзопакостно себя чувствовал Риккардо. Мужчину разрывали разные эмоции, но особенно на душу давило понимание, насколько глупо он все сделал и насколько же он сейчас не прав. Фонтейн – птица гордая, такие, как он, не любят признавать свои косяки. Да, конечно, можно попытаться убедить себя в том, что все правильно, типа «Рик, ты молодец, так и надо этой стерве», но здравый смысл, который наконец-то пробудился, не позволил бы это сделать. Больше всего великан сейчас не хотел, чтобы доведенная им до крайности Орегано заплакала. Потому что, во-первых, это было окончательным признанием того, какой хренью страдал итальянец, а, во-вторых, все мужики ненавидят женские слезы. У мужчин на них буквально аллергия – начинает всего трясти, сбивается дыхание, появляется ощущения, что сейчас словишь анафилактический шок и окажешься в коме.
Риккардо прекрасно понимал, что сейчас он ничего сделать не сможет, поэтому надо заткнуться и ждать. Приправе нужно было время – Рик должен был ей его дать, чтобы окончательно все не испортить. Блондин ждал вердикта и, чёрт возьми, его очень волновало, что скажет эта барышня. Струны души итальянца и так были напряжены до предела, а бесконечно тянущееся время, кажется, только накаляло атмосферу. Но великан держался.
Держался и тогда, когда девушка повернулась к нему и начала говорить. Фонтейн подавил все свои чувства и сдержал всю свою мимику. Он улавливал все, что Орегано произносила, стараясь ничего не упустить, чтобы опять не наломать дров. Ее слова местами задевали его, но они были по делу и били точно в цель. Что же, в этом особенность Приправы – она всегда говорит все верно, несмотря на ситуацию. Когда она заканчивает, Фонтейн понимает, что ответить ему нечего. Прямо совсем. Его будто опустошили, выкачали все мысли и слова, приходившие до этого на ум.
Итальянец тяжело вздыхает и скрещивает руки на груди, продолжая смотреть в глаза Беатриче. Многое между ними было. Многое случалось и многое прошло. И именно это чёртово прошлое надо уметь оставлять его позади, не давая ему захватывать настоящее. Как там пелось в Диснеевском мультике? Отпусти и забудь? Наверное, Фонтейну стоило последовать этому совету. Но так не хотелось. Поэтому нужно найти другое решение. Опыт показывал, что Риккардо очень плох в продумывании действий «с ходу», но иного выхода не было.
Великан делает шаг вперед и одной рукой привлекает Орегано к себе, заставляя уткнуть в грудь, менее мягкую и оттого менее приятную на ощупь, умастив подбородок на девичьей макушке. Такой, казалось бы, легкий, ни к чему не обязывающий, дружеский жест, который каждый трактует в меру своей испорченности. Итальянец вложил в него достаточно много, им он заменил все слова, которые не мог произнести. Например, «прости меня». Рик очень хотел, чтобы она поняла его, приняла это, ведь иначе он не может. Хранитель слишком сильно дорожит этими дружескими отношениями, чтобы разрушать их собственными руками. Чёрта с два. Они через многое прошли, и Риккардо не позволит самому себе отправить всё это в пекло.

Вдох-выдох.
Орсола глядит в зеркало в комнате для прислуги, где сегодня разместили обслуживающий персонал ресторана Сант’Андреа, оправляет форму, поправляет легкий макияж, расчесывает вновь постриженные вчера волосы. Замечательно иметь в своих рядах человека, который может излечить твои раны — ни царапины на щеке, ни куда более глубокого ранения на плече уже нет, как будто никогда и не было, — но при этом приходится тратить немереное количество времени на приведение в порядок отрастающие за секунды волосы и ногти.
«Зато головная боль была куда меньше, чем могла бы быть», — думает Орсола и в последний раз пробегается внимательным взглядом по отражению, проверяя свой внешний вид. Побочный эффект от усилителей не смог ударить по-настоящему сильно благодаря вовремя оказанной первой помощи — спасибо Луиджи. Пусть даже организм её окреп в сравнении с детскими годами, но если уж что-то грозит ударить по здоровью, то, как правило, бьет метко и крепко. К счастью, одного дня ей действительно хватило, чтобы прийти в себя, а также чтобы изучить все потайные входы и выходы, информацию про которые сумел достать Кёних.
«Например, подземный туннель на северо-востоке у озера», — повторяет про себя, припоминая, как нужно идти, чтобы не заблудиться и воспользоваться именно теми двумя ветками, что спасут их.
Вдох-выдох.
Сердце бьется в волнении чуть быстрее обычного, и Орсола поджимает недовольно губы, напоминая — читая, словно мантру, — что всё будет хорошо: они отлично подготовились к этому вечеру.
Рядом с ней стоит Изабелла, красит губы бледно-розовой матовой помадой и что-то говорит-говорит-говорит. Салуччи искренне пытается слушать её первые минуты две хотя бы во имя правил хорошего тона, но все равно теряет нить повествования и успевает только понять, что Изабелла восхищается убранством этого особняка, тем, что его хозяин и их заказчик — постоянный клиент ресторана. Орсола вздыхает, уступает свое место у зеркала Миранде и смотрит на часы: через десять минут им нужно быть в холле, где им объяснят и покажут, что где находится, что куда носить, где можно и нельзя ходить и так далее, и тому подобное.
Миранда и Изабелла разводят жаркую дискуссию-спор на тему «а что если?..» — если говорить конкретнее, то оценивают свои шансы подцепить кого-нибудь на вечере и стать счастливой, а главное богатой синьорой — и в какой-то момент к ним подключаются все находящиеся в комнате девушки, за исключением Орсолы и новенькой, которая устроилась к ним на работу полмесяца назад.
— Илария, ну хоть ты-то им скажи, что это глупость! — восклицает Изабелла, едва руками не всплескивая, когда они уже направляются к месту общего сбора. Салуччи вздыхает и произносит только, будто напоминая:
— Мы на работе, — и добавляет про себя, что спустя несколько часов каждая из девушек оставит эти мысли. Скорее всего.
«Ни с кем из гостей я бы им не советовала бы связывать свою жизнь», — искренне думает Орсола, не представляя беззаботных коллег женами боссов мафии, хранителей или других мафиози, которые с вероятностью в восемьдесят пять и пять процентов умрут не своей смертью. Связывать свою жизнь с мафией — вообще одна из худших идей, которая может прийти кому-либо в голову.

Мужчины в дорогих смокингах, женщины в шикарных платьях. Каждый гость овеян насыщенным ароматом духов или одеколона, аурой псевдо-радости и лицемерия и стремится подойти к новоиспеченному боссу Вонголы, чтобы выразить своё почтение. Каждый из этих людей держится уверенно и в большинстве своем высокомерно. В каждом из них Орсола чувствует опасность, в каждом видит потенциального врага. Даже в тех, кого видит не в первый раз: ставший сегодня Одиннадцатым Занзас, попросивший о соке Скуало Супербиа, замеченный среди других Риккардо Фонтейн. Салуччи твердо знает, что когда-нибудь ей и её семье придется открыто противостоять Альянсу, но, напоминает сама себе: здесь и сейчас — она простая официантка, обязанная выполнять свою работу так хорошо, насколько это вообще возможно.
Её коллеги, как и хотела того Изабелла, к этому моменту также уже осознают, насколько наивны были их рассуждения, потому что для гостей этого вечера официанты все равно что мебель, с поправкой на удобную возможность исполнять почти любую и прихоть.
«Как там Део?» — проскальзывает между делом мысль, когда поднос с напитками в её руках сменяется другим — с закусками. Она видела брата вроде бы совсем не давно, а кажется — целую вечность назад. Более того, они все еще не знают, когда время его трансформации кончится, так что хотелось бы держать Таддео преимущественно в поле своего зрения.
Бьякуран Джессо появляется перед её глазами совсем уж внезапно и буквально препирает её к стенке, желая найти себе компанию. И выхода-выбора у неё действительно нет.
— Добрый вечер, синьор, — впервые за этот вечер её губы трогает улыбка, пусть и отстраненно-вежливая. До этого внимания на неё никто не обращал и позволительно было не улыбаться, но прямой контакт с клиентом — совсем другое дело. — Что ж, если вы желаете знать, — кивает спокойно и демонстрирует поднос, перечисляя находившиеся на нём закуски. Потом — рассказывает о тех, которые есть на столах, но нет в её руках. Плавно переходит к перечислению к другим блюдам, а от них — к алкогольным и не только напиткам.
Будучи официанткой этого вечера, она не может, на самом деле, действительно составлять кому-либо компанию, но Бьякуран Джессо — важная персона, и его желания не то чтобы закон, но некоторым из них можно хотя бы недолго потворствовать. Краем глаза Орсола видит, как Миранда покидает большой зал, — очевидно, её очередь брать небольшой перерыв — и тогда, наконец, позволяет себе как можно тактичнее вернуться к своей работе:
— Прошу прощения, но вынуждена вас покинуть, — склоняется в легком поклоне и идет по направлению к одной из комнат у лестницы, в которой при желании гости могли поговорить в более тесном кругу, за которую и отвечает отошедшая Миранда. По дороге она негромко сообщает Джино, который сегодня занимает место главного среди официантов человека, что сменит девушку, и оставляет ему поднос с закусками.
Комната встречает Орсолу неожиданной и личной картиной чужих объятий. Она без труда узнает в мужчине Рика и понятия не имеет, кто есть эта девушка. Или имеет, но сложно сказать, когда она стоит спиной. На небольшом столике позади них стоят тарелки и пара пустых бокалов.
«Действительно, неловко», — не может не признать Орсола и безмолвно выходит из комнаты, чтобы взять пустой поднос, куда можно сложить использованную посуду. Возвращается в помещение вновь уже две минуты спустя и проскальзывает мимо Риккардо и его дамы, ставит посуду на поднос. Искренне хочется верить, что молодые люди не обратят на неё внимания, но верится почему-то с трудом.

------->Уборные

Главный, на сегодняшний день, зал встречает Солнышко музыкой и голосами переговаривающихся гостей, из тех, кто не поленились добрести или поленились выходить из центральной локации церемонии наследования. Неспешно вплывая в глубь, Лусс обращает внимания на знакомых, незнакомых и мало знакомых личностей, из тех, чьё лице где-то видел, но запоминать офигеть какой надобности не было, вежливо здоровается с теми, чей взгляд встречается с его собственным, скрытым очками, и не тревожа болтающие между собой группки.
Всё чинно и мирно. До сих пор ничего не предвещает неприятностей, безмерно радуя этим мужчину, искренне желающего каждому расслабиться и на время забыться от напряжения, свалившегося в последние дни.
Достав рацию, Солнце негромко переговаривается с командиром отряда, составляющего внешнюю охрану особняка, получает чёткий ответ, в котором нет ни грамма обеспокоенности или подозрений. Кажется, бойцы даже заскучать успели, косясь на праздник, за бортом которого оказались и терзались смешанными чувствами облегчения и досады. Но можно было представить, в что превратилось бы культурное мероприятие, получи на него доступ простые работяги приближённых к военным структур: шуму и веселья уж точно было бы больше, а кое кто, может, перестал бы ходить с кислой миной, ощутив непринуждённость. Увы и ах, но не все умели официально развлекаться. Вот и приходилось беняжечкам маяться, чувствовать себя неловко и мечтать провалиться сквозь землю. Уж точно не отдыхать, хотя бы на время забывая, что они вляпались в пока ещё неизвестно кем оставленную какашку. 

Луссурия осматривается, выискивая взглядом босса или капитана. Не находит ни одного из них и предполагает, что они до сих пор торчат на балконе, «проветриваются». Непорядок! Лусс уже было думал отправиться туда и вытащить начальство к честному люду, когда взгляд выхватывает другую фигуру, уже замеченную ранее, но как-то быстро слившуюся среди парковых деревьев.
Бельфегор сидел в кресле неподалёку от Солнца и мрачно зыркал из-под чёлки на гостей.
Луссурия качает головой, на пару мгновений замирая и внимательно всматриваясь в товарища. Что-то в нём было... беспокойное. Последние дни им не довелось особо поболтать: не до того было, да и Принц больше времени проводил с их дорогим иллюзионистом, но сейчас он выглядел настораживающе. Не то подавленным, не то напряжённым, а скорее непривычным.
Такое неприятное зудящее чувство между лопаток, когда смотришь на человека, с которым вместе прожил ни один год, проверенного и изученного до последнего чиха и сдвига от появления «королевской крови» и понимаешь - что-то не так. Бел уже не маленький сопливый ребёнок, хотя и тогда он умел отлично позаботиться о себе, но Луссурия всё равно испытывает укол беспокойства и хочет разобраться с возникшим предчувствием. Но что не так? Быть может в позе и манере держать себя: всё же Бел позиционировал себя как принц, пускай и потрошитель. Или, может, в общем невольном выражении эмоций, нет-нет, но отличающихся от привычного его образа?
Нацепив на лицо участливое выражение, Лусс бодрым шагом протопал к Потрошителю, коготками стукнув тому по колену, перекинутому через подлокотник, намекая, что несмотря на окончание официальной части они не на междусобойчике собрались, и Бел привлекает внимание. Непривычное.
- Бельфегор, ромашечка моя, ты в порядке? - Солнце замирает напротив Принца, заслоняя того от остальных и ему обзор. Назойливое, пока непонятное чувство беспокойства не проходило, а для людей их профессии такими ощущениями пренебрегать не принято. - Выглядишь непривычно. Не заболел? Мамочка позаботится о тебе.

Отредактировано Lussuria (21.06.2017 18:43:00)

Бельфегор совершенно точно был не в порядке, хотя и говорил обратное. Солнышко чуть прищурился, внимательно всматриваясь в лицо Принца, выискивая в нём те нотки, которые его насторожили, готовый уже почти к чему угодно. Если Бел умудрился устроить себе праздник и не рассчитать с алкоголем и удариться в психоз - это тоже нужно будет пресечь. Равно так же, как и позаботиться о парне при его плохом самочувствии или любых других неполадках.
Покачав головой, Солнышко дал понять, что не верит.
- Ну, сладкий, будь умницей. - Улыбнувшись ему, Луссурия хотел перехватить бокал, которым размахивал блондин и отобрать коктейль от греха подальше но когда давно привычное шишишиканье было разбавлено новым, нетипичным но быстро подавленным звуком - забыл об этом желании, настораживаясь ещё больше.
- Что-что, дорогой? - Вот тут уже без всяких сомнений: что-то не так. Бельфегор всегда остаётся Бельфегором. На секунды погружаясь в размышления, не сводя взгляда с принца, Солнышко не обращает внимание на подавшую сигнал рацию: это командир оцепления, пославший свободных бойцов на призыв Скуало хотел сообщить солнечному офицеру об происшествии с черепахой.

В следующий момент Луссурия уже не сомневается и полностью собирается, готовый, если нужно, применять силу. Это был не Бел. Человек, который сейчас изображал Хранителя Урагана не только был странным, и, кажется, чувствовал себя не особенно хорошо, и постепенно, пока ещё почти не уловимо менялся во внешности, вероятно принимая свой настоящий облик.
Не иллюзия. Иллюзионист не допустил бы смены внешности посреди зала, но этот, похоже, не то что бы себя контролировал. Поднялся с места и хотел утопать, прикрываясь плохим самочувствием. Наврное, посторонний мог бы и не обратить внимание, решить что Принца мутит и с пониманием и тактом, сделать вид словно бы всё ок. Вот только Луссурия слишком долго знал Бельфегора и слишком доверял собственным инстинктам, чтобы свалить всё на игру воображения.

- Куда же ты, сладенький. - Привычно сахарным голосом, в который добавились игривые нотки, окликнул парня Лусс, не собираясь позволять ему сбежать. Одно быстрое движение и Солнышко делает шаг, нагоняя потенциального беглеца, крепко перехватывает того повыше запястья. - Ты, наверное, хотел ещё что-то мне рассказать, не стесняйся. Мамочка с удовольствием тебя выслушает.
Чужак продолжал меняться. Волосы становились темнее, менялась комплекция, становясь уже более очевидной и непохожей на их дорогого Ураганчика.  Это, кроме прочего, означало ещё одну простую истину: сам Бел находится где-то ещё, если не мёртв а  неизвестный гость, с большой долей вероятности, причастен ко всем последним событиям.
На периферии сознания замаячило раздражение и недовольство, если не сказать злость. Как же: кто-то с такой поразительной наглостью вторгается на их территорию и шкодит. Это ещё не известно, какие хлопоты он успел доставить и стоило позаботиться, чтоб на сегодня  больше шалостей не было.
- Останься со мной. Обещаю, тебе понравится. - Мужчина улыбается постепенно видоизменяющемуся, находящемуся в дурном расположении духа и тела, судя по всему, человеку, внимательно отслеживая его движения, дабы вырубить при надобности и не позволить свалить в закат.

Ну точно, как нашкодивший котёнок. Парень, который некоторое время разгуливал по штабу как у себя дома, а сейчас пытался оперативно свинтить, явно не планируя такое эффектное появление себя настоящего, был хрупкий, слегка пьяный и походил скорее миленького щеночка, чем на реальную угрозу. Впрочем, совсем не во вкусе Луссурии, чтобы вызвать тот интерес, о котором громко заявил.
Он привлёк внимание.
Луссурия морщится, недовольный таким количеством заинтересованных зрителей: был риск сорвать праздник боссу. Солнце предпочёл бы устранить проблему более-менее тихо и уже потом, когда почтенные гости разойдутся, заняться допросом с пристрастием, или предоставить его тем, у кого лучше получается.  Радостной новость было то, что Лусс, в отличии от большинства, мог себе позволить больше чем предписывает культурный вечер, особенно в чрезвычайной ситуации.
И ещё вопрос, что за тип? Солнышко не помнил его даже мельком, хотя просматривая списки приглашённых должен был видеть его фотокарточку как минимум. Этот же парень не вызывал даже чувства смутного узнавания, тем самым зарабатывая себе ещё один минус в карму.
- Ну ка, дорогой, не шуми. - В голосе варийца, кроме привычных интонация проскальзывает угроза. По-хорошему, вырубить бы мелкого и тихо-мирно вытащить из зала. Но это уж точно обратит на себя внимание благодарной публики, добавляя пару новых витков к репутации. Собственная Варийца заботила мало, ей хуже уже бы не было, но не устраивать же шоу, в конце концов. Значит парня нужно заставить заткнуться и просо увести за собой. - Извините-извините. Ребёнок ма-альца перебрал коктейлей. - Лусс махает свободной рукой тем, кто соизволил обернуться на крики, давая понять, что беспокоиться не нужно. В мафии, во всяком случае, тоже есть адекватные люди, отлично понимающие, что даже Лусс с его тягой к театрализации не станет без повода приставать к почти что детям.

В следующую секунду уже совсем брюнету (Солнышко надеялся, что эту его метаморфозу за воплями люди благополучно проглядели, на миг даже порадовавшись способу, выбранному парнем для освобождения), наносится короткий, но довольно сильный удар в солнечное сплетение. Это самый простой способ заставить человека заткнуться и применять силу не слишком заметно. Воздух «вышибается», человек почти что задыхается на какое-то время, уже почти не способный голосить, больше озабоченный попытками сделать вдох.  Дальше остаётся только придержать, не давая согнуться, и толкнуть обратно к креслу, воркуя что-то про бедного ребёнка, которому внезапно поплохело. Солнце только понадеялся, что рассчитал силу правильно, не повредив диафрагму и не придётся его лечить перед допросом.

- Не суетись, лапочка. Иначе мне придётся сделать тебе действительно больно. Сейчас мы отсюда уйдём, а потом поиграем без свидетелей.
Нужно было уходить из зала и ещё сообщить Ску и боссу о визитёре. Им - в первую очередь.
Парнишке явно не очень повезло, он не может этого не понимать. Сейчас, даже если он начнёт голосить, справившись с дыханием - он всё равно никуда не сбежит. Просто потому, что не столько важно не привлечь внимание, сколько не упустить типа. Он ещё должен поведать что случилось с Белом и каковы шансы найти того живым. И, естественно, интересную сказку про парня, решившего поиграть в маскарад и непрошеным гостем явиться в «логово врага», кишащего, кроме прочих, сильнейшими из наёмников и оцепленного по периметру бравыми бойцами, не забыв снабдить подробностями про чудеса своей метаморфозы.

Дверь открывается, дверь закрывается. Создается ощущение, что Орегано и Рик в вагоне метро, а не в комнате, куда попросили никого не соваться. Златовласка на спине имеет лишь глубокий вырез черного платья, но не глаза, и именно отсутствие таковых заставляет её ощущать себя раздетой – вот так вставать спиной к двери было весьма непрофессионально с её стороны. Паранойя ласково шепчет, что если бы какой-нибудь сумасшедший решил устроить геноцид на дорогой попойке в честь почесывания эго одиннадцатого, то Орегано скорей всего уже превратилась бы в героиню сопливого бабского фильма, где герой держит умирающую любовь всей своей жизни, с которой он познакомился пять минут назад, и пошло рыдает, заливая все слезами, как будто он феникс из произведения матушки Ро и может выделениями слезных желез хоть от передоза свинцом излечить, хоть от яда василиска. Но Хранительница Солнца участвовать в подобном не желала, хоть здравый смысл и говорил, что подобные фантазии останутся лишь в её голове и придурков таких, что заваляться на инаугурацию Занзаса, в мире не сыскать. Впрочем, нет предела совершенству, Вселенной и человеческой тупости.
Момент упущен, все точки над «i» расставлены, все всё поняли. Разве это не чудо?
Девушка отрывает голову от чужой груди, чуть запрокидывает назад, чтобы поймать его взгляд. Сейчас даже такому болтуну, как Риккардо Фонтейн, не нужно было лишних слов. Формальности соблюдены, грешники получили прощение и можно расходиться по домам. Орегано вспоминает, что она, в общем-то, дама серьезная и не склонная к проявлению чувств и к ним в принципе, не то что к эмоциональной нестабильности такого толка. Вспоминает, что кругом творится невообразимая, мягко говоря, хренотень, а её босс скоро шагнет в пропасть, откуда будет не выбраться, а злобный засранец наконец получил власть. Какие тут сантименты, не место и не время, господа присяжные заседатели.
- Кто это был? – Просто интересуется блондинка, уже готовая подвести итог действий случайного свидетеля драмы мелкого масштаба. Пока Хранитель Каваллоне что-то лепечет о той, кого она всё равно не знает, что это всего лишь официантка, помощница Йемитсу выскальзывает из чужих объятий легко, как утекает меж пальцев вода. Встает вполоборота к двери, ловит подобие зеркального отражения и аккуратными движениями, дабы не сделать всё только хуже, поправляет выбившиеся локоны. В комнату вновь заходит официантка, и Орегано провожает её взглядом до самого стола – неудивительно, что Фонтейн уже с ней знаком. Толика язвительной усталости просит указать на нарушение личного пространства путем пренебрежения девицей собственным уставом девочки на побегушках, а может и легко толкнуть в плечо, позволив балансировать с подносом или разбить ту пару стаканов, ещё хранящих терпкий запах недавно распиваемого виски.
Вспышка, время как будто замедляется. Орегано хватается за голову, плотно замурившись, от подобного. Открывает глаза, но зрение отказывается приходить в норму, и пляшут цветные всполохи. Она, наклонившись, трясет головой, запустив бледные пальчики в волосы, и на пол летят шпильки. Мысли смешались, спутались… нет, превратились в какую-то безумную кашу. Блондинка звонко смеется, сама не зная почему. Но и грустить нет причин, у них же вечеринка, а на вечеринках надо веселиться, петь песенки и водить хороводы вокруг нового босса.
Песни, песни, песни… Всё промелькнет так быстро под назойливый мотив, что ей будет сложно что-либо вспомнить спустя несколько дней.
Got a big plan, this mindset maybe its right
At the right place and right time, maybe tonight
And the whisper or handshake sending a sign
Wanna make out and kiss hard, wait nevermind.
Глубокое декольте – глубокие проблемы, девушка чувствует под шелком тепло чужих рук. Для Орегано это не было ни нежно, ни дразняще, но она покорно выгибается, а правая рука уже лежит на мужском загривке. Сквозь смех отвечает, что официантка, конечно, милая, но тройничок в коморке под лестницей НЕДОСТАТОЧНО весело. Хватает за ворот и тащит в зал, где внезапно повысился уровень шума. Кажется, кто-то истерично вопил, присовокупляя голосовые натуги к женским крикам.
Late night, in passing, mention it flipped
Her best friend, it's no thing maybe it slipped
But the slip turns to terror and a crush to light
When she walked in, he throws up, believe its the fright
Дверь открывается, и сбежавшие звери из зоопарка смотрелись бы здесь куда органичней. Впрочем, разве не так должна выглядеть приличная афтепати, которую потом очень стыдно вспомнить? Орегано восхищается, понимая, что нынче Луссурия превзошел сам себя, а ведь все думали, что Уолдер Фрей – хороший тамада с интересными конкурсами. О, а вот и уменьшенная копия варийского Солнышка. Представительница  CEDEF хлопает в ладоши, так это чудесно.
Its cute in a way, till you cannot speak
And you leave to have a cigarette, knees get weak
Escape is just a nod and a casual wave
Obsessed about it, heavy for the next two days
По пути за шампанским, которое очень срочно требовалось испить в честь праздника, попадается странная дама, уж очень похожая на Скуало. Наверное, фанатка, вон как вырядилась, даже боевой клич навострилась копировать. Боги, а ведь златовласка не отказалась бы, чтоб и ей кто-нибудь также поклонялся, это ж почти легальное рабство. А с рабами столько всего интересного можно сделать, не зря же невольники были ни одну сотню лет… Риккардо уже не надо тащить за собой, он идет сам, как привязанный. Наверное, ему скучно. И Орегано заставляет наклониться к себе, чтобы сказать ему на ушко такое, отчего тому точно станет весело. Но Хранитель Каваллоне краснеет, почти рычит, а от напряжения аж жилка на виске отчетливо вырисовалась. Нет, Рик, елозить задницей по разбитой салатнице не очень хорошая идея.
Мимо пролетает тарелка, девица едва успевает уклониться.
Почему никто не танцует? Почему…
It's only just a crush, it'll go away
It's just like all the others it'll go away
Or maybe this is danger and you just don't know
You pray it all away but it continues to grow
Почему в женской сумочке есть всё, кроме маракасов?
Джим Керри в образе Маски был неподражаем. Как там было…? «Чик-чики-бум-чики-бум»?
Она хватает два канапе за шпажки - по одному в каждую руку. И резво в ритме не вальса, но фиесты несется через весь зал.
Руки заняты, а Рик настойчиво и нетерпеливо проталкивает в сторону выхода, отчего Орегано совершенно не успевает потрепать потерянного Кею за щечку.
С детской шаловливостью и непосредственностью крикнуть: «Занзас – мудила!» (он же всё равно не догадается, кто это сделал, будет так смешно орать). И наблюдать на его лице выражение ещё более тупое, чем было в ночь, когда ему объявили, что поняши, то бишь Каваллоне, умеют кусаться и имеют свое мнение на происходящее, коим имеют Вонголу со всем её расследованием.
Кажется, у Фонтейна здравый смысл сохранился, и он подхватил шутницу на руки, и той оставалось лишь уплетать вырванные закуски всухомятку, потому что схватить бутылку шампанского с подноса официанта ей уже не дали.
I want to hold you close
Skin pressed against me tight
Lie still, close your eyes girl
So lovely, it feels so right
Сбегать по-английски не очень вежливо, но сегодня даже оригинально. Она едва поспевает за Риккардо, когда тот соизволил поставить девушку на землю. Длинная вереница машин, впотьмах хрен разглядишь нужную. И, кажется, у кого-то закончилось терпение.
От прохлады металла слабо спасает шелковый подол платья, о судьбе исподнего вести речь было и вовсе глупо – оно уже где-то на земле. Боги, разложили на чужом капоте. Златовласка выгибается, задыхаясь то ли от душащего смеха, то ли от чего-то ещё. Движение, одно, второе, третье…
Не очень чуткая сигнализация огласила округу истеричным визгом, но в этой сумятице мало кого заботила подобная ерунда.
Кажется, она потеряла туфлю, зацепившись каблуком за складки брюк.
I want to hold you close
Soft breasts, beating heart
As I whisper in your ear
I want to f*cking tear you apart
Голова кружится. Орегано беспомощно протягивает руки, и ей позволяют обвить ими шею. Не в силах говорить громче, она заговорщицким тоном шепчет:
- Я знаю, что нам нужно… Сейчас мы приедем домой, наберем ванну… Нет! Мы сделаем это в море, поедем на побережье.
Восторг во взгляде был у каждого, только у каждого были свои основания для нездорового блеска в глазах.
Явно в знак поддержки гениальных идей зубами попробовали стянуть бретельку платья.
- Ты знаешь, где здесь есть круглосуточные магазины?
- Вино и шоколад?
- Почти. Уточки.
У Риккардо случился когнитивный диссонанс такой силы, что он аж остановился, чтобы вперить взгляд голубых глаз в сегодняшнюю даму сердца.
Орегано пришлось пояснять такие очевидные вещи.
- Мы купим желтых резиновых уточек, штук двадцать. Тебе десять и мне десять. И устроим морское сражение. Разве не прелесть?
Кажется, восторга агента CEDEF Хранитель Каваллоне не разделял…

--> в ЭКСТРЕМАЛЬНЫХ поисках уточек

Отредактировано Oregano (04.07.2017 18:29:00)