Лето, особенно август, Франческа никогда не любила. Мало того, что ужасная жара, — и если раньше ее можно было переживать в шортах и майках, а еще раньше в прохладном доме под кондиционером, то теперь приходилось тащиться через полгорода в чертовой деловой одежде — так еще и приезжих в это время становилось немеряно. Иностранные туристы, жители материковой части Италии, школьники из провинции, непонятно почему не оставшиеся дома, где и людей меньше, и жару можно переждать дома, а не в переполненных дешевых гостиницах. И люди все веселые, загорелые, едят мороженое и пьют лимонад, а многие к полудню еще вовсю отсыпаются из-за ночных гуляний, хотя даже ночью в августе слишком тепло, чтобы это помогало пережить знойные дни.
Франческа, припарковав свою Audi в жалком подобии тенька, вздохнула и вылезла из прохладного салона в безжалостную жару приближающегося полудня. Поправила черную юбку-карандаш, — в такие моменты она радовалась, что родилась женщиной и в качестве низа делового костюма может носить не только брюки — подавила желание расстегнуть еще одну пуговку на блузке, прихватила не успевшую нагреться бутылку минералки и, с завистью взглянув на компанию молодых людей, разгуливающих в одних только шортах, решительно направилась к неприметной двери под выцветшей вывеской, где располагалась лучшая из всех барахолок города. С поправкой, конечно, на то, что лучшая часть была представлена электроникой разного возраста и степени изношенности, а раскопать там что-то мог только специалист: единственный продавец, женщина бальзаковского возраста, интересовалась только сериалами и тем, чтобы покупки оплачивали. Магазин держал ее муж, он же более-менее разбирался в том, что продавал, но шесть из семи дней был занят на основной работе, поэтому если Франческе было нужно что-то такое, о чем она сама смутно догадывалась, приходила сюда она по средам. А в остальные дни же рыскала по полкам сама, выискивая нужные детали, или просто забирала заказы.
А еще, это добавилось всего год назад, здесь она часто встречалась с Кёнихом Ферро. Магазинчик был не то чтобы большим, но основательно заставленным, да еще и совершенно непопулярным, поэтому найти в нем тихий уголок было проще простого. Камеры были не везде, и Кених их всегда удачно обходил, а Франческа во время разговоров наклонялась над полками, так что понять, что она говорила, невозможно было даже по губам. Да и подделать видео с камер наблюдения было не так уж и сложно, а жене владельца до посетителей не было никакого дела до тех пор, пока на них не реагировала самодельная решетка, остро пищащая каждый раз, когда кто-то пытался вынести что-то неоплаченное. А еще внутри было прохладно, поэтому, зайдя в полутемное помещение и дежурно поздоровавшись с женщиной, на секунду оторвавшейся от планшета, Корелли несколько секунд простояла, наслаждаясь этим прекрасным чувством, и только потом прошла вперед, медленно осматривая стеллажи и примечая на них что-то интересное. Сегодня ей нужно было много чего: кое-какие детали для кустарной глушилки сотовой связи, которую собрать Франческа хотела исключительно ради того, чтобы не приходилось больше терпеть громкие жалобы соседки своей матери, да и то схему искала лениво; дужку для старых Sennheiser, единственных, которые звуки примирения соседей могли заглушить, а потому особенно ценных и легко ломаемых; пара деталей для стереосистемы, опять же соседям — у них времени искать нужное не было, поэтому попросили Франческу, которая по барахолкам шлялась очень часто. Перебрав список покупок, Корелли едва не рассмеялась — будто весь ее мир завертелся вокруг людей, живущих за стенкой. Так иногда бывало, но куда чаще ее мир вертелся вокруг тех, кого считали мафией — вернее, частью их мира Франческа невольно стала.
И именно из-за этой чертовой мафии, вернее, одного ее представителя, по правде, она тащилась по полуденной жаре в барахолку, в которую приходить стоило вечером среды, а никак не в полдень другого дня, наскоро искала чертежи самодельной глушилки, чтобы было вообще, что выбирать, и сейчас со слишком внимательным видом присела у нижнего стеллажа, роясь в схемах и сверяя их с распечаткой из wikiHow. Каблуки мешали, на корточках сидеть Франческа вообще не любила, но не на колени же опускаться — на них останется след, очень даже двусмысленный… Сумочку, настоящий женский баул, выглядящий почти клатчем, Корелли положила рядом и практически забыла о ней: мало того, что рыться в электронике как всегда оказалось интересно, так еще и все самое ценное — и для Кениха, и вообще, речь шла об очень крупных деньгах — было защищено по стандартам шифрования США, разрешенным для уровня TOP SECRET. Да еще и загнано, для верности, по байтам в изображение, чтобы, попади флешка к кому в руки, в абстрактных картинках, которые занимали все рабочие столы Франчески, нельзя было угадать информацию, за которую убить, по правде, мало. Для верности надо воскресить, пытать несколько дней с особой жестокостью, а потом убить снова — и зациклить на бесконечность в лучших традициях while(true). Во всяком случае, сама Корелли не смогла бы винить за такое, не в ее положении и не тогда, когда деньги решают лишь немногим меньше, чем информация — а крала она и то, и другое, по правде.
Но на всякий случай она все равно притянула к себе сумочку, одной рукой нашарила в ней флешку с брелоком из Киндер-сюрприза, — Джа-Джа Бинксом, между прочим, которого Франческа не то чтобы ненавидела, но недолюбливала за компанию, поэтому с радостью готова была с брелоком расстаться — и, достав, сжала в руке. В другой она по-прежнему держала схему глушилки, которую и принялась задумчиво рассматривать.
— Может, проще уже купить готовую? — спросила она, прекрасно зная, что человек, назначивший ей встречу, уже стоит позади. Когда он заговорит, Франческа привычно вздрогнет, расставаясь с надеждой, что о ней просто забыли, и попытается воспринимать Кениха не как мафиози, противника опаснейших людей, на которых и против которых Франческа работает, а как старого знакомого с общими интересами, с которым можно поговорить о том, что стоит использовать в том или ином случае и как — и еще раз десять напомнит себе, для верности, что сотрудничество с ним поможет ей вырваться и обрести свой тихий уголок.

Франческа действительно вздрогнула, стоило ей услышать ровный бесстрастный голос человека, которому она продавала все то, чем жил ее отец. Порывалась обернуться, чтобы проверить, действительно ли это он, Кёних Ферро, но сомнения были излишни — а в положении Корелли, не том, в котором она предает сильнейшую мафиозную организацию, а нынешнем в пространстве, на корточках в босоножках на каблуке, делать это было не очень разумно. А то положение, которое предателя, просто было верхом идиотизма, иногда казалось Франческе, но цель оправдывала средства, а призрак свободы тянул с такой силой, что способна она была и не на такую глупость.
— Нравится: это успокаивает, — ответила Корелли уже тише, подстраиваясь под тон Кениха, и дождавшись, пока он поставит рядом коробочку, взяла ее двумя пальцами, положив на ее место флешку с брелоком, и раскрыла. Внутри, как она и ожидала, лежал маленький модуль, который крепился к микропроцессору и обеспечивал связь по протоколу, в количестве двух штук, и, конечно же, никакой спецификации, чтобы ни одна Франческа Корелли не смогла подстраховать себя и написать себе хотя бы простой трекер. Давно надо было это сделать, еще когда она поняла, что придется самостоятельно работать с такими пугающими личностями, как Занзас и Супербиа Скуало, а теперь…
На самом деле, до сих пор у Франчески были варианты, понимала она, проворачивая в руках один из модулей и удивляясь, насколько точно Кёних повторил ее работу: сходство было почти абсолютным, только сама Франческа — и, может быть, отец, если бы был жив: дочь он знал едва ли не лучше, чем она сама себя — и могла заметить, что изолятора стоило взять чуть больше, а ножки сделать чуть длиннее. Можно было, например, «случайно» уронить коннекторы в кофе, обязательно приторно-сладкий, чтобы спасти их не удалось, или так же случайно раздавить их — не каблуком, конечно, хотя очень хочется, а, например, случайно, пассатижами — конструкция слабовата. И поставить что-то свое, к чему у Франчески будет легкий доступ, и следить за тем, когда кто-нибудь из высочайших клиентов решит наведаться к ней. Да и просто следить — полезно будет. Или, если будет время, хотя бы разобраться в том, через какой протокол работают эти малыши, и, опять же, написать что-нибудь свое. Надо же проверить, в конце-то концов, работает ли оно!
Следующие слова Кёниха, сказанные все так же спокойно, но ножом коснувшиеся горла, первый вариант отмели сразу же, поскольку предупреждение было ясным: сделаешь что-то не так — сотрудничество закончится. А закончиться оно может только вперед ногами, это был очевидно сразу же, а Франческа не была настолько ценным кадром, чтобы ее, в случае чего, щадить или, тем более, спасать. Зато кадром она была, по мнению Ферро, явно широкого профиля: если задачи взлома или подсоединения модулей относились к ее профилю целиком и полностью, то следующая…
— И как я, по-твоему, должна это сделать? — фыркнула Корелли, не удержавшись. Кениха, по правде, она отчасти даже ценила: он был парнем умным и прекрасно понимал, что его подручная может сделать, а что относится к области фантастики, не говоря уже о том, что объяснять ему ничего не было нужно. Но это его «достала образец пламени» выходило из ряда обычных заданий, ненадолго ставя Кёниха в голове Франчески на один ряд с людьми, в ее умениях и навыках не разбирающимися. И вообще не особо разбирающимися в по-настоящему интересных и важных вещах… И, право, какое нахер «все»?
— Это коробочка, верно? Ну, которая «коробочка», эта штука с пламенем, да? — поняв, что от Ферро не добьешься ничего, начала выспрашивать Корелли. Об этой, на ее взгляд, совершенно антинаучной ерунде — кольца, коробочки и развеселые животные, из этих коробочек вылезающие каким-то непостижимым образом — она знала очень мало, да и то скорее на уровне слухов, чем проверенных фактов. Ладно еще пламя, с ним ей иметь дело приходилось, и сколько проблем это пламя доставило, когда необходимо было делать протезы этим убийцам из Варии – хотя, по правде, и от него была огромная польза: оно при должной обработке представляло собой отличный источник энергии, так что здоровыми аккумулятором можно было пожертвовать благодаря гибридному питанию… Но каким-то не иначе как волшебным способом достать «образец пламени»? Это была не та задача, способ решения которой можно найти через поисковик, и сама Корелли не представляла даже, как к ней можно подступиться. — И как мне это сделать? Не подойду же я к нему с этой коробочкой и просьбой вроде «синьор Супербиа, направьте сюда свое пламя, пожалуйста, мне для дела надо». Было бы здорово, если бы ты объяснил хоть что-то, сам знаешь, что без адекватной постановки задачи ничего хорошего не получится.
Франческе очень хотелось еще добавить, что, вообще-то, это совершенно не ее профиль, а у Кёниха с его талантами наверняка найдется еще несколько способов и агентов искомое пламя добыть, но он уже заметил, что невыполнение приказов может закончиться плохо, и злить Ферро не хотелось. Мало ли, на что он на самом деле способен…
А на что, кстати? Корелли знала его, как хорошего технического спеца, эдакого гениального ребенка гениального отца. Его отец, насколько она помнила со слов собственного, занимался разработкой коробочек, так что тут Кёних наверняка пошел по его стопам. Но если первое было фактом, второе к ним можно было причислить с натяжкой, то дальше шли догадки. Кто он на самом деле, какие у него цели, какими способами он к этим целям идет… Ясно, что по отношению к той же Вонголе он настроен явно недружелюбно, и слив их основных финансов — не цель, а средство, и кто знает, что кроме этого он уже успел сделать или планирует сделать Вонголе. Не он сам, разумеется, а та наверняка мафиозная организация, на которую он работает — но она вся для Франчески сейчас была представлена этим молодым парнем, стоящим позади.
Так кто ты и чего ты хочешь, Кёних Ферро?

Отредактировано Francesca Corelli (18.06.2016 18:13:54)

«Инструкции» Франческа выслушивала, безотчетно вертя в руках коробочку. Такая маленькая, невесомая почти, а внутри может содержаться не только оружие, способное устроить локальный Армагеддон, но и настоящие (хотя, насчет того, настоящие ли они, Корелли сомневалась) животные, способные даже на большее. Она видела несколько раз, как мафиози работают с коробочками — не лично, конечно, а подключившись к камерам, да и то заставала только тренировки, а не настоящие бои. Но ей хватило с головой, чтобы понять — она не понимает ничего. Ни в этих коробочках, ни в принципе их действия, ни даже в Пламени — кроме того факта, что это очень хороший источник энергии. Отец тоже не понимал, сколько Франческа не спрашивала, а задавать вопросы кому-то еще… Мало кто понял бы ее интерес, скорее решили, что она выясняет это для каких-то своих целей, а теперь эти цели действительно были, и приходилось Франческе быть тише воды ниже травы. Даже у Кениха что-то спрашивать — кликать беду.
Но как же хочется узнать!
И фыркнуть тоже хочется, услышав предостережение. Будто в здравом уме она захотела бы, честное слово! Франческа, конечно, никогда не откровенничала с Кенихом, их беседы всегда были короткими и строго по делу, но чем-то самим собой разумеющимся было то, что он знал Корелли целиком и полностью, знал ее способности, ее взгляды на жизнь и ее цели; знал, конечно же, страхи и стремления, на которых умело играл, заполучив себе не то чтобы слишком талантливого, но полезного и во многом надежного шпиона (по крайней мере, пока он исправно платил, а угрозы попасться не было). Поэтому Франческа даже немного растерялась, открыла было рот, чтобы заверить Кениха, что эти совершенно непонятные штуки ей не нужны абсолютно, но смолчала, понимая, что человека, который убьет тебя, наверняка и глазом не моргнув, лучше не злить. Ферро, конечно, выглядел парнем спокойным и снисходительным к чужим несовершенствам, но мало ли, что с ними, такими спокойными, случается, когда лимит терпения исчерпывается.
Поэтому Франческа только слушала и крутила в руках коробочку, еще раз отмечая про себя ее характеристики. Легкая, помещающаяся в женской руке без особых проблем, из какого-то материала, Корелли неизвестного, но в случае с мафией и учеными, на мафию работающими, удивляться всего лишь новыми материалами уже давно не приходилось. Вообще почти ничему удивляться не стоило, не в этом мире, где рядом с наукой развивается что-то совершенно непонятное, основанное на — подумать только! — внутренней энергии человека. Когда даже душа — понятие эфемерное, бездоказательное, а ее энергия — нечто вполне успешно существующее и даже заметное невооруженным глазом.
Интересно, а как она открывается? Беззвучно, или это можно услышать? Есть ли какие-то световые эффекты? Ощутят ли что-то люди, которые пламенем обладают?..
Впрочем, на последний вопрос Франческа получила ответ раньше, чем успела его сформулировать, поэтому тут же отметила для себя, что вещь, пропитанную Пламенем Супербиа Скуало, необходимо подносить к коробочке, когда рядом его не будет. Как бы это провернуть? Звучит, конечно, не слишком сложно, уж точно не сложнее, чем получить доступ к основному счету Варии, но одно дело — действовать в привычной виртуальной плоскости, а совсем другое — работать руками в непосредственной близости от очень опасных людей.
А потом Франческа все-таки не удержалась и фыркнула. Громко, даже слишком, но даже не заметила этого.
— Он даже не знает, из какого материала сделан его протез, не говоря уже о чем-то более сложном, — она кривовато усмехнулась, вспомнив, что когда-то хотела объяснить в подробностях, на что на самом деле способны такого типа протезы и каким прорывом являются, но рассталась с этим желанием прежде, чем попыталась сказать хоть слово. Людям, далеким от науки, но близким к войне, не важно, из чего сделана бомба, лишь бы только убивала как можно больше людей. Человеку, у которого нет конечности, не важно, как долго подбирали сплав и насколько хорошо писали программу, лишь бы он снова смог ощутить себя хоть немного полноценным.
— Насчет меча я поняла, — отгоняя непрошенные мысли и стараясь сгладить собственную вспышку, Франческа поспешно вернулась к насущной проблеме. — Но если взять его не получится, насколько должно предмет должен находиться под воздействием Пламени? Должно ли это быть разовое воздействие или периодическое? Насколько большим должен быть объект, насколько сильно пропитан Пламенем? Когда коробочка откроется, это будет сопровождаться какими-то звуковыми или световыми эффектами? Может ли Супербиа что-то заподозрить, вообще допустить возможность, что кому-то нужен его меч, чтобы выкачать с него Пламя?
Франческа понимала, что задает слишком много вопросов, но она привыкла оговаривать все до начала выполнения задания, поскольку в последнее время работала с людьми, с которыми нельзя будет связаться в любой момент. А в случае с Кенихом это было еще и опасно, поэтому от встречи, которая все равно состоялась, Корелли пыталась выжать все по максимуму.
Ее последний вопрос не был праздным интересом, хотя для того же Ферро мог показаться смешным: Франческа не знала толком ничего, в том числе и то, сколько еще человек работает на Кениха и его боссов, и вполне могла допустить, что кто-то уже пытался получить чье-то Пламя при помощи такой вот коробочки. И мог быть пойман с поличным — вряд ли в таком случае Кених и люди над ним отказались бы от этих коробочек, скорее просто выбрали бы другую пешку. Незначительную, без каких-то особо выдающихся талантов (Франческа знала, что умна, но таких умных людей в мире были не единицы и даже не сотни), разве что с эксклюзивным доступом к протезам людей Вонголы, ее можно было бы разменять, выжав перед этим по максимуму, и, кажется, именно к этому максимуму Кених приближался.
Может, спросить у него, есть ли у Франчески хоть шанс обрести помощь? Можно было, конечно, вопрос логичный и уместный, но ответ она слышать не хотела, потому что знала заранее. Наверняка, никакого. Сама решилась — разбирайся тоже сама. Это было логично, но все-таки немного обидно.
И страшно, по правде, до жути — особенно теперь.

Какое счастье, что Кених адекватно реагирует на вопросы и так же адекватно на них отвечает. Во всяком случае на те, что по делу — он объяснил все предельно понятно, так что даже переспрашивать не пришлось. Хотя Франческа уже была к этому готова: очень часто даже коллеги (хотя что там «даже» — среди ученых и сопричастных наделенных красноречием людей было не то чтобы немного, а катастрофически мало) не могли понятно объяснить то, в чем разбирались лучше, чем в собственной жизни. Но Ферро смог сделать это кратко и лаконично, но максимально полно, хотя тон его Франческе катастрофически не нравится — как и вся ситуация в целом, конечно, но, право, если человек ради твоих дел рискует работой и жизнью (пусть и за кругленькую сумму, но жизнь — она ведь бесценна, а знания и того выше), можно проявлять хоть немного живых эмоций.
Хотя, наверное, Корелли не стоило принимать все на свой счет. Этот тон, совершенно никакой и предельно спокойный, она прекрасно знала — слышала неоднократно в собственном исполнении, когда опять засиживалась ночами за очередной разработкой или просто из-за интересной идеи. Так говорят люди усталые, не выспавшиеся и на этой почве осознавшие, что все вокруг слишком незначительно, чтобы тратить на это даже крупицы лишней энергии. Если бы Франческа обернулась и посмотрела на Кениха, — ей очень хотелось, но, с другой стороны, поднимали голову совершенно иррациональные опасения — то наверняка заметила бы другие характерные признаки, такие как покрасневшие белки и потемневшие круги вокруг глаз.
Ей и самой, наверное, полагалась теперь бессонная ночь, особенно если получится так, как того хотел Кених, и все время Франческа будет думать о том, не выдала ли себя неаккуратным словом или действием — а если ничего не выйдет, то мучиться придется, придумывая какой-нибудь хитрый действенный план. Специально ли, но для встречи и нового задания он выбрал аккурат тот день, когда высочайшее начальство — теперь это был тот самый пугающий Занзас, сын Дона Тимотео, и одиннадцатый Босс, а его место занял второй пугающий человек, Супербиа Скуало — решило массово навестить своего техника, озаботившись состоянием протезов.
Как вовремя — и как удачно, что теперь следить Кених сможет не за боссом Варии, а за самим Одиннадцатым Вонголой.
А, может, не в одной удаче дело?..
— Я слышала об этом, — невпопад выпалила Франческа в ответ на краткие объяснения о Пламени Дождя, лишь бы только отогнать возникшую мысль и желание немедленно ее подтвердить или опровергнуть. Чудом удалось сказать это действительно вовремя, только получилось слишком резко и поспешно; да хоть не ложь, об этом отец когда-то говорил, но куда больше он говорил о Пламени Ярости, которым обладал Занзас.
Но Кених, к счастью, если и заметил нескладное высказывание Корелли, его успешно проигнорировал, продолжив — на взгляд Франчески, полную ерунду он начал говорить, этот Кених, и поспать ему надо было как следует, а не встречаться со своими шпионами в полутемных жарких помещениях, где в сон клонит еще сильнее.
Как ты думаешь, хотелось спросить Корелли, кто занимался протезами Скуало Супербиа и одним из первых сталкивался с тем, что даже особые сплавы не способны долго выдерживать воздействие пламени. Как думаешь, кто, лишь бы не маяться бездельем и хоть как-то помочь, читал все, что можно, о сплавах металлов и их термо- и влагоустойчивости — и еще, конечно, потому что гневить высочайших заказчиков не хотелось, а заняться было в принципе нечем.
— Не может, — все же ответила Франческа, проглотив весь тот черный сарказм, который ей хотелось выложить в ответ на глупый вопрос. Чужая глупость ее задевала в исключительных случаях, — когда человек был в целом не глупым и знающим — и этот случай был как раз таким. — Скуало Супербиа не пытались подсунуть протез из тех материалов, из которых его делают медицинские компании, однако я могу точно озвучить результаты: коррозия вплоть до микросхем, полная негодность материалов, которые могли бы служить десятки лет и использоваться повторно. В случае с Пламенем Дождя все вообще очень неприятно: это действительно чем-то похоже на влагу. Слизь, как ты выразился. Благодаря исследованиям, часто по методам проб и ошибок, удалось найти нужный сплав, проводящий Пламя и слабо подверженный его разрушительному влиянию, подобрать нужные изоляторы и материалы для проводов и контактов. Это позволило добиться того, чтобы пламя оказывало на протез минимальное воздействие, но даже при этом детали приходится менять каждые несколько месяцев. Они постоянно приходят в негодность, причем сделать с ними нельзя уже ничего. Не говоря уже о том, что в том режиме, в котором протез использует Скуало Супербиа, обычный сломается за пару часов схватки. Даже без учета отклонений под немыслимым углом, тяжесть меча плюс постоянная нагрузка быстро приведут к поломке, даже быстрее, чем из-за воздействия, как ты выразился, «подобной слизи».
Франческа могла еще заметить, что это крайняя степень идиотизма — пытаться использовать в таком случае обычный протез, даже при первой попытке, и что Пламя Дождя не особенно похоже на слизь, по крайней мере на протезе, но она наконец-то осознала, что сказала слишком много. Сонному пугающему человеку, который вполне мог принадлежать к людям, легко убившим или подставившим невиновного.
Например, Саваду Тсунаеши, да?..
Наверное, только поэтому Франческа на следующие слова Кениха, еще более откровенную глупость, не разразилась саркастичными замечаниями, а спокойно и тихо — как если бы просто испугалась того, что сказала слишком много и Ферро этим могла прогневить, поэтому постаралась максимально сгладить неловкость — ответила:
— Все, что касается воздействия пламени и образа жизни Скуало Супербиа на его протез, уже давно изучено, так что это не лучше, чем вытягивать Пламя в непосредственной от него близости. Если замедляющий эффект у Пламени Дождя и есть, то на протез он никак не влияет. Я не берусь судить, но, возможно, эффект оказывается исключительно на другое Пламя или другие объекты, покрытые Пламенем. И «обращаться к Верде» не имеет смысла, каждые несколько месяцев в протезах как Скуало Супербиа, так и Занзаса необходимо менять детали и перепрограммировать контроллеры, дорабатывая существующие алгоритмы согласно новым данным, у меня есть способ получить протез, не вызывающий никаких подозрений.
Лишь бы Кених после этих слов не решил, что надо достать еще и образец пламени Занзаса. Не то чтобы это намного сложнее осуществить, но Франческе достаточно было и одного подобного задания.
Или пламя Занзаса им не нужно? Корелли точно не могла предсказать, что вообще с этим самым пламенем Кених и его начальники будут делать, может, это дает какой-нибудь способ нейтрализовать это самое пламя или оказать какое-либо влияние на владельца, а, возможно, пламя — что-то вроде отпечатков пальцев, и так можно будет кого-нибудь подставить.
Например, как Саваду Тсунаеши? Франческа не была уверена, но, кажется, там доказательства были неоспоримыми, вряд ли всего лишь мистическим аналогом отпечатков пальцев. Но почему-то теперь возникшая в голове случайно мысль, что Кених и те люди, на которых он работают, причастны к случившемуся с семьей Шимон, казалась реальной гипотезой.
И узнать захотелось безумно — той нерассудительной частью, которая толкала Франческу на первые в жизни хакерские атаки, на возвращение домой под утро через окно, на второй, между прочим, этаж, под которым — доказательства ремонта, доски и плиты, падать на которые очень больно.
— Еще вопросы?
Вопросы? Конечно. Много их.
Это вы виноваты в том, что случилось с семьей Шимон? Это из-за вас Савада Тсунаеши убил их всех кроваво и жестоко? Возможно, и в приступе Дона Тимотео виноваты тоже вы?
Франческе хотелось спросить, настолько, что пришлось прикусить язык и замереть всем телом, сжав в руке до боли схему, которую она как раз нашарила в груде ей подобных. Кажется, язык она прикусила слишком сильно, поскольку во рту почудился слабый металлический привкус крови.
Но боялась она так же сильно, как и хотела. И если желание было продиктовано любопытством, извечным стремлением человека к наивысшему благу, то страх был выверенным и логичным: узнаешь ты, Франческа, что Кених и его начальство подстроило убийство Шимон и смерть Девятого Вонголы, удовлетворишь свое неуемное любопытство, одну из главных бед любого ученого и просто человека мыслящего, а потом — что? Пуля в лоб, удар по темечку, допустим, каким-нибудь тяжелым неработающим механизмом из прошлого века, которых вокруг десятки? Или Кениху стоит только приказать, и Франческа умрет сама? Может, он — или кто-то за ним — точно так же приказал сердцу Дона Тимотео остановиться, а Саваде Тсунаеши — убить человека, которому он был другом, и его Семью?
— Никаких вопросов, — наконец проговорила Франческа, искренне надеясь, что Ферро если и заметил ее реакцию, то нашел ей какое-нибудь логичное объяснение, не связанное с настоящей причиной. — Как только будут результаты, я с тобой свяжусь по стандартному каналу. В случае форс-мажора также свяжусь, но, надеюсь, все пройдет хорошо.
А еще надеюсь, что ты меня сейчас отпустишь, и я смогу пойти в эту чертову жару и выкурить сигарету-две-три. Чтобы хоть немного успокоиться, чтобы забить вкус железа во рту и в шуме утренней улицы перестать слышать твой слишком спокойный голос, как для человека, за которым — шлейф из смертей.
Отпусти. Уходи сам. Оставь меня наедине с этими бесконечными вопросами и догадками, чтобы не было соблазна спросить и влезть еще глубже, чем я уже успела. Чтобы оставить хотя бы иллюзию того, что меня не станут убирать после успешного выполнения последнего задания, а позволят скрыться до скончания времен.
Ну же, скорее, уходи!
...пожалуйста.

Отредактировано Francesca Corelli (02.06.2016 18:17:12)

Напутственные слова Кениха отозвались во Франческе все тем же металлическим привкусом, обострившимся из-за возникшего ощущения, и собственно ощущением — себя как самой обычной детали того самого механизма. Деталями которого были и указания Кениха, и он сам, и его начальство. Что-то было сердцем, процессором, что-то — всего лишь шестеренками, а что-то, подобно Франческе, было дополнительным модулем, программируемой надстройкой — штукой для определенных задач полезной, возможно, даже более ценной, чем гайки и болты, но так же легко заменимой.
Если это было посланием Ферро, то он все сделал правильно, одной фразой и напомнив, где Корелли настоящее место, и очертив, что ждет ее в случае провала. Просто, доходчиво, ясно, как сегодняшнее солнце — почти до ожогов. И совет напоследок, почти заботливый, сказанный тем же бесстрастным тоном… Но Франческе хотелось верить, до крика — где-то там, внутри, конечно же; снаружи она была спокойной и тихой — хотелось верить в то, что Кених если не оценит ее как деталь заменимую, но все-таки нужную, замена которой обойдется большими накладками, то хотя бы решит, что она не стоит того, чтобы тратить на замену время.
О том, что обычно делают с дополнительными костылями, расставленными, просто чтобы заткнуть дырку до нахождения оптимального решения, Корелли наоборот старалась не думать. К счастью, ей хотя бы отвечать на напутствия — в голову упрямо лезло определение «посмертные» — не пришлось: Кених был слишком занят своими мыслями, даже попрощаться не удосужился, ушел молча и так же быстро, как и появился, с той только разницей, что теперь Франческа вслушивалась в каждый его шаг, пока те не стихли где-то за дверью. Выждала для верности еще несколько минут, нашла наконец нужные ей схемы да наугад прихватила с соседней полки хомут проводов. Сверилась со списком — еще дужку на наушники найти бы да те детали для соседской стереосистемы.
Она поднялась медленно, борясь с желанием ухватиться за полку: ноги из-за неудобного положения затекли и теперь гудели, а каблуки, всего полчаса назад почти не ощущавшиеся, показались теперь ходулями с нулевым балансом. И коробочка, почти невесомая, сумочку оттянула так, что хоть бросай здесь — и убегай куда глаза глядят, в надежде спрятаться от тех, кто стоит за Кенихом, кто обязательно пошлет какого-нибудь дешевого убийцу за Корелли, вздумай она соскочить.
Впрочем, это малодушное трусливое желание ушло так же быстро, как появилось, и едва Франческа смогла уверенно сделать шаг, она двинулась вдоль стеллажей, где цепким взглядом искала нужные ей детали. Нашла, конечно же: почти ничто в этой барахолке не могло от нее скрыться, даже хозяин иногда удивлялся, как кому-то кроме него удается успешно искать среди сотен одинаковых потертых вещей как раз то, что нужно. Это было каким-то особым навыком, особой уличной магией, как любила говорить веселушка Джузи, сокурсница Франчески и когда-то тогда еще подруга — она сама с помощью такой же магии по стокам находила совершенно новые вещи ведущих брендов и скупала за копейки. Сейчас она уже архитектор, а все еще часто устраивает набеги на стоки, делится находками в инстаграмме, а другие немногочисленные девчонки с их курса оставляют комментарии, будто не было для них тех трех лет, прошедших после того, как с голов вчерашних студентов вверх полетели академические шапочки.
Франческа тоже могла бы стать tech lead в какой-нибудь уютной международной компании, могла фотографировать все, что видит и где бывает, делиться впечатлениями с друзьями, но перед ней всегда были только стены собственного кабинета и лаборатории, цифры, проносящиеся по экрану во время очередного эксперимента, и личный дамоклов меч — работа сначала на мафию, а потом еще и предателя. Таким не делятся, и когда друзья — уже, наверное, почти бывшие — рассказывали о своей работе, о байках и курьезах, Франческе оставалось только отмалчиваться, ограничившись единственным упоминанием того, что работает она с отцом и на науку.
А когда отца не стало, не стало и привычки раз в месяц собираться с людьми, некогда бывшими частью ее жизни.
Но бояться Франческа, наверное, уже устала. Почти год она от каждого шажка в коридоре вздрагивала, будто ждала, что сейчас в ее кабинет вломится вся Вария в полном составе, а ее пугающий лидер — теперь уже бывший — обличающе ткнет в нее пистолетом, и это будет последним, что она почувствует, прежде чем превратиться почти в то же, во что превратился первый протез Занзаса, но при этом с непередаваемой вонью горелых кишок. Позже, взвесив все, Франческа поняла, что вряд ли ее убьют сразу, сначала будут допрашивать, наверняка даже без силовых методов — она сама все выложит, стоит только припугнуть. Да и делать нечего всем этим высококвалифицированным убийцам из Варии, кроме как поджидать за углом кого-то столь незначительного, как синьора Корелли, обычный техник без особых умений, всего лишь специалист своего дела. Тоже малого, по правде.
Просто деталь. Один маленький кусочек цельного механизма, который заменить проще, чем пытаться починить. Да и не будет никто возиться.
…и нет, вовсе возможный страх не прогнало острое желание поскорее разобраться с теми модулями, которые передал Кених, и понять, что это такое и с чем его едят!

На улице было жарко. Настолько, что Франческе захотелось снова вернуться в магазин, вместо того, чтобы всего лишь сделать десяток шагов до машины. Которая, конечно же, оказалась на солнце аккурат передней частью, безумно нагрелась и первое время, пока кондиционер не справился со своей задачей, напоминала котел, в котором Сатана варит грешников. Надо было спешить на работу, потому что синьоры к Корелли должны прийти серьезные и занятые, таких нельзя заставлять долго ждать, а кого волнует, что о точном времени своего прибытия они не сообщили. Но было так жарко, что Франческа, выкурив обещанные себе две сигареты прямо за рулем, остановилась возле кофейни почти без зазрения совести. Еще и повезло удачно занять место в теньке прямо под носом здоровяка Range Rover'а. Если его владелец, вынужденный припарковаться на самом солнцепеке, и хотел что-то сказать наглому водителю, то, увидев вместо водителя классическую женщину, в узкой юбке и на каблуках, передумал. Во всяком случае, Франческе понравилась эта мысль, но еще больше ей понравилась собственная идея взять что-нибудь кофейно-ледяное, поэтому по горячему асфальту она поспешила, будто и не было под ногами тех каблуков. Наградой стал освежающий микс из грейпфрута, мяты и кофе, а спустя каких-то двадцать минут Корелли уже входила в собственный кабинет, где заводился кондиционер — а во втором помещении, служебном и закрытом для посторонних, другой работал всю ночь.
Это было не прихотью, но необходимостью. Здесь стояли несколько мощных машин, как минимум одну из которых часто приходилось оставлять включенной едва ли не круглыми сутками: вычислительные мощность хоть и дошли до небывалых высот, но даже умножение матриц 2048х2048 иногда приходилось ждать часами, не говоря уже о вещах более специфичных и затратных. А в последние дни Франческа, уже не просто уставшая бояться, но решившая, что надо со своими часто пустыми опасениями что-то делать, еще и занимала машины делом: как раз сейчас, судя по сообщению на синеватом экране, заканчивалась сверка реальных результатов работы последнего протеза Занзаса с теми, которые дала система поиска и предупреждения дефектов.
Своей идеей Франческа даже гордилась. Пусть изначальные ее мотивы были корыстными, — хотелось получить легальный способ следить за перемещениями людей, которых она так опасалась, и по возможности свести к нулю случаи, когда они приходили с практически целыми протезами, просто потому что было время для планового осмотра — но итог мог бы стать полезным даже Занзасу и его подчиненному. Идея состояла в том, чтобы в те моменты, когда протезы не активны, проводить проверку доставки сигналов и ответов от них. Собрать данные — дело десяти минут, а дальше за дело возьмется уже готовый сервер, обученный на известных примерах — во славу машинному обучению, конечно же, без которого с алгоритмами возиться пришлось бы втрое дольше. И итогом станет постоянный контроль состояния протеза, с обязательными громкими ворнингами, если это состояние приблизится к точке, когда необходимо техобслуживание. В теории это должно было сделать взаимодействие Франчески и людей, у которых стояли протезы на ее попечении, более разумным: приходили бы они не тогда, когда им вздумается или истечет названный методом среднепотолочного срок, а когда в этом действительно будет необходимость. Выгода на лицо — особенно Корелли, которая под эту марку планировала поставить трекер, работающий пусть не всегда, но хотя бы отслеживающий приближение протезов определенному радиусу вокруг ее кабинета. Идею Франческа взялась реализовывать еще до того, как Кених положил ей прикрепить к протезам начальства маячки, и теперь у нее был не особенно подозрительный способ задание молодого гения выполнить. Если, конечно, синьоры соизволят согласиться, а если нет — придется придумать что-то другое. Тем более что система уже готова и тесты не проваливает (об этом, по крайней мере, говорил итог расчетов, для верности проведенных на всех доступных данных), а модули, выданные Ферро, прекрасно соединяются с теми, которые заготовила Франческа — а кто поймет, что деталька, по сути своей почти крошечная, вдвое больше нужного.
Впрочем, была еще одна проблема. Не то чтобы проблема, конечно, скорее закономерные подозрения, помноженные на любопытство — что из себя представляли коннекторы, полученные от Кениха. Сначала Корелли честно пыталась в это не лезть, попыталась обнаружить их присутствие парой стандартных протоколов, но, разумеется, все оказалось сложнее. Она даже потратила время на детальную проверку результатов последнего теста, сбор глушилки, для которой нашлись все детали, и легкую уборку в кабинете — вылить вчерашнюю заварку в большой кактус, протереть пыль, перенести красочную груду черновиков в ящик стола, сложить халат на спинку кресла, чтобы в случае чего накинуть и сделать вид, что так и было — затеяла, чтобы не портить мнение о себе у высокого начальства еще больше. Но любопытство, конечно же, оказалось сильнее, подкрепленное уязвленной гордостью профессионала, и все оставшиеся часы Франческа посвятила тому, что Кених бы не одобрил — колупалась в предоставленных им деталях. Без прямого физического вмешательства, конечно, но и непрямого невмешательства хватило бы, чтобы была причина настучать по рукам пытливому ученому.
Только интерес, заполонивший все мысли, как большой домашний кот — круглый аквариум в полтора раза этого самого кота меньше, отвлек Франческу от того, чем она планировала заниматься все время до визита Занзаса и Супербиа — от неизбежных нервов и мыслей о том, что будет, если. Если не получится, если не послушают, если не поверят, если они уже знают, кто недавно покопался в финансовых архивах и стащил много всего важного. А так Корелли даже не заметила, что жаркий день потихоньку перешел в такой же жаркий вечер. О еде, как часто бывало, не задумалась, только кофе варила на автомате и засыпала льдом, а вспоминала часа через пол, когда лед превращался в воду, а кофе — в противную горькую жижу мерзкой чуть теплой температуры. Даже переобуться позабыла, хотя утром мечтала поскорее стащить с себя туфли. Хорошо еще что успела придумать, как будет получать образец пламени Скуало: надо только найти благовидный предлог унести этот самый протез в лабораторию, как уже бывало не раз.
Все ее мысли, за вычетом технических деталей, были о том, что Кених все-таки большой молодец и настоящий гений, которому уши бы оборвать за то, что ничего не объяснил и не поделился опытом.

Скуало долго не мог заснуть, чувствуя тепло Занзаса, слушая мерный стук дождя за окном, спокойное дыхание рядом. Вдох-выдох. Спящий спокойный вулкан в плеске волн, безмятежных, смывающих всё ненужное. В этом всём был какой-то особый, умиротворяющий ритм. Так начинался отсчёт новой жизни. Вся система вещей вокруг больше не казалась враждебной и непонятной. Она стала совсем другой. Правильной, какой она и могла быть много лет назад, если бы она не была так безжалостно оборвана, украдена и скомкана.
Мужчина всё не мог привыкнуть к новым ощущениям. Он осторожно растрепал короткие пряди, сжал их и пропустил через пальцы, усмехаясь – тепло и открыто, пусть эту усмешку никто не мог увидеть. Никакой больше тяжести, шампуней-кондиционеров-антистатиков, никакой боли от случайно вырванных волос. Больше не думать о том, что не так повернулся, резко дернулся или лёг. Чувства свободы, легкости, предчувствие нового переполняли его. Сожаления не было. Рубикон пройдён. Назад пути нет.
Супербиа, погруженный в свои мысли, не заметил, как заснул вместе с затихающими шумом дождя. Утром он проспал время тренировки, проснувшись от прекрасно знакомого, густого голоса. Значение слов доходило не сразу, но по особому, насмешливо-довольному тону об их сути блондин догадался сразу, пробурчав в ответ какое-то привычное ругательство. Затем последовала маленькая месть в виде дружелюбного тычка. Всё как и всегда, когда они иногда засыпали рядом. Казалось, что ничего не изменилось с тех пор, когда они только начинали свой путь, или же изменилось всё? Время даст все ответы. Но не сейчас.
Тело ощутимо затекло, мышцы двигались неохотно – диван был не самым лучшим местом для сна. Весёлость Занзаса придала ему сил и бодрости, наполняя энергией. На губах сама собой растягивалась довольная, широкая усмешка, которая стала немного удивленной и необычной, когда Акула заметил, как Лев поступил с его волосами: как с трофеем или ценностью. И промолчал, делая вид, что занят своими ботинками. А дальше проверка одежды, мятая рубашка с насмешливым оскалом была скрыта под форменной курткой, поверх нее застегнут ремень, а кинжал и меч возвращены на своё место – и все, полностью готов к новому дню, жизни, эпохе. Быстрый взгляд, улыбка на лице, лёгкие, порывистые движения.
– Врооой, Босс, я в Варию, – отрезал он, решив как можно быстрее расправиться со всеми текущими делами. А ощущение тепла он унёс с собой, как и буйное, неукротимое желание свернуть горы.

***

А дальше – эти самые горы, неприступные и огромные. Камни преткновения, стенки, о которые можно разбить лоб. И Супербиа не знал, что его бесило больше – то, что дел не становилось меньше, или так называемая «помощь». Скуало пытался успокоить себя, что сам со всем не справится, но дальше прорывался такой поток мата – Видеть Хранителей Девятого в Варии было странно. А уж вмешательство в дела их организации и попытки научить, как «всё делать правильно» вызывали сильное раздражение и доводили до зубного скрежета, напоминая те проклятые восемь лет.
Только относительно хорошее отношение к Шниттену (всех остальных Супербиа бы предпочел вообще никогда в жизни не видеть) ещё как-то удерживало его от бурного выражения эмоций. Отличная память «услужливо» подкидывала воспоминания из прошлого, когда многое пришлось от них перетерпеть. В конце концов, сорвавшись, он спрятал большую часть документов в сейф, сменил пароль, раздал указания, поорал («Так дела не делаются? А МНЕ ПЛЕВАТЬ!!!»), и, хлопнув дверью, умчался в резиденцию. К Занзасу.
Не так уж много нужно, чтобы вывести Урагана Девятого из себя, не так уж терпелив Дождь Одиннадцатого, чтобы промолчать. Ссора, начавшись с незначительных фраз, грозила стать пороховой бочкой. Скуало не собирался сдавать свои позиции и уж тем более усмирять пыл, выходя из себя, однако разойтись в полной мере и высказать друг другу все претензии им не дали. Скуало сразу замолчал, увидев Занзаса, понимая, что такая перепалка не делает никому чести, особенно сейчас. Вонгола перед лицом опасности должна быть едина. Без сомнения. Однако это не исключало подобных проблем, столкновения интересов, мнений и опыта. Черт с ними всеми, справятся.
Кивнув на слова Босса, Супербиа, послал в адрес Койота очередной злой взгляд, поспешил за ним, еле сдерживаясь, чтобы не перейти на быстрый, стремительный шаг – бурлящая энергия требовала своего, но лететь впереди Занзаса, даже если прекрасно знал конечную цель пути, было слишком нагло даже для него. Молчание не было томительным. Скуало чувствовал, что тот явно сохранил свой утренний настрой, который вновь передался и ему, но что Занзас запланировал и о чём думал – нет, не понимал. Впрочем, всё скоро будет ясно само собой. Если он пришел к какому-то решению, то скажет в своё время. А сейчас всего лишь плановая замена протеза, который уже сослужил свою службу и мало на что годился, кроме как… вот по стенкам чехардить.
Скуало с широкой усмешкой на лице проследил за охотничьими повадками Занзаса – ну точно кот на охоте за птичкой – и прошел к одному из свободных компьютерных кресел, погружаясь в этот таинственный, механический мир, полный схем, вычислений, непонятных деталей и устройств. Сам он, понимая, что его обычное приветствие и громкий возглас может перепугать девушку, всегда старался умерить свой голос и предупредить о своём появлении стуком. Мало ли над чем механик там опять бьется, вдруг рука дрогнет – и от подвала останутся одни воспоминания? Он хмыкнул, устраиваясь поудобнее, откидываясь на спинку. В помещении была приятная прохлада, так непохожая на то раскаленное пекло, которое началось после полудня, и от которого чувствуешь себя жареной на гриле рыбой.
Эта простая рабочая комната была ему хорошо знакома, Супербиа осмотрелся, но ничего нового не приметил, только стопка папок и бумаг, возвышавшаяся на одном из столов, стала выше. Наверное, так сейчас у всех. У самого этот небоскреб скоро грозил достигнуть потолка. Он не знал, сколько времени Корелли проводила здесь, но отпечаток личности девушки был заметен. Особенно милым был кактус, прячущий свой кокетливый красный бант от посетителя и хозяйки комнаты, наверное, точно так же, как и сама девушка свой внутренний мир.
Скуало каждый раз с легкой усмешкой смотрел на ворохи бумаг и удивлялся. Франческа, обладая невероятной точностью при изготовлении заказов, выверяя каждую деталь, создавала сверхсложные протезы с таким увлечением и полной отдачей. Это вызывало у мечника чувство уважения. Тем не менее, вокруг этого идеального механического порядка царил небольшой хаос. И во внешности тоже – строгая одежда сочеталась с немного растрепанными волосами. Это для Супербиа казалось странным и необычным. Сам он, вышколенный с детства отцом-военным, любил порядок во всём, особенно в организации личного пространства, но спокойно мирился с тем, что творили остальные варийцы. А тут ни то, ни другое – совсем другой тип людей, создающий порядок из хаоса, и наоборот. Ученый, техник.
– Врооой! Синьора Корелли, – наблюдая со стороны с легкой усмешкой за той игрой, которую затеял Занзас, произнес он спокойным тоном. – Я пока не добил свой протез.
Окончательно привести его механическую руку в негодность должна была последняя миссия, но на это задание вместо него пошел Ямамото Такеши. Возможно, что замена пока и не понадобится, а подождать, особенно после суматошного дня, для него не было проблемой.