KHR! Dark Matter

Объявление

ПРОЕКТ ЗАКРЫТ С 17.03.2020

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » KHR! Dark Matter » Личные эпизоды » И море, и Гомер


И море, и Гомер

Сообщений 1 страница 11 из 11

1

1. Время и место
16.08.2015, около семи вечера
2. Участники
Xanxus, Squalo Superbia
3. Краткий сюжет
Занзас и Скуало едут к Талботу, но дело вообще не в этом.
[AVA]http://s0.uploads.ru/YlsvZ.jpg[/AVA]

0

2

Традиционный офф

Alice In Chains – Nutshell

От кондиционера в салоне быстро стало неуютно – Занзас вырубил его и открыл окно. Воздух бил жарко и резко, так было даже приятней; за ухом шуршали и тёрлись о кожу перья. Рядом сидел непристёгнутый Скуало, выставив длинные ноги, и трепал о чём-то, чего Вонгола и не слышал толком. Просто ловил интонацию, сам голос, и отчего-то на душе было радостно: в знойный потный день, на раскалённой трассе, с болтливым мусором под боком.
Тот, конечно, сёк это дело и подначивал.
Не бывает непобедимых противников, короче, – заключил Супербиа свою тираду.
Точно, ага.
Я б и тебя сделал, – вдруг завёлся он, развернувшись всем корпусом к Занзасу.
Спящего. И обколотого, – всерьёз прикинул Вонгола.
Почему обколотого?
Ну потому что, – объяснил Занзас. – Потому что не обколотый я чутко сплю.
А я тихонько так – вжух и всё.
И пиздец твоей гордости.
Само собой. Потому ты до сих пор жив.
Держите меня в Варии из жалости. Как лоха, – поддержал ржаку Вонгола и не сбавил скорости на повороте. – Вот тебе месть.
Сла-адкая, – мусор порылся в бардачке, достал оттуда сигареты. Задумчиво повертел в руке. – Как кровь.
Ебанутый, – восхитился Занзас. Акула она и есть акула. – Вот скажу тебе выброситься из машины, сделаешь?
Хочешь? – тот аж за ручку взялся.
За окном мелькали холмы, виноградники и дома, пахло одуряюще и пыльно. Вонгола приподнял солнечные очки и посмотрел на Скуало: взгляд вышел недолгим, но выразительным. Было немного обидно, что мусор так бесхитростно ответил, повёлся – и это после того, что ему Занзас вчера наговорил.
Тема преданности всё равно оставалась самой серьёзной. Супербиа, допустим, руку отрубил себе, хотя никто не просил. Занзас плевался пото́м с неделю: что ты теперь можешь? ногу почесать? ширинку застегнуть?
Не хочу, – признал он. – Дай закурить.
А чего тогда? – Акула засуетил, сунул меж губ сигарету – живые пальцы у него были прохладными, от этого под футболкой побежали мурашки, – поднёс зажигалку.
Был у Занзаса один хороший ответ, но он решил приберечь его на попозже. Хотелось, чтобы мусор был, хм, сфокусирован, что ли, сосредоточен. Чтобы до него и правда дошло всё грёбаное то, что было на душе.
Отлить, – заухмылялся Вонгола углом рта, улавливая периферическим зрением, как Скуало закатил глаза, зафырчал.
Всё это так напоминало их зелёные годы, что в груди заныло. И подъёбки, и то настоящее, что стояло за ними, – от него Занзас чувствовал себя наэлектризованным.
С трассы они съехали на земляную дорогу, уводящую к обрыву. Вонгола снял очки, сказал «Я пошёл» и правда пошёл; остановился в высокой сухой траве и разрядил в неё тугую струю: зажмурившись, потому что солнце слепило прям в лицо, и удерживая губами дотлевающее на ветру курево.
Внизу шумело море, где-то за спиной хлопнул дверью Скуало; день медленно, так медленно сходил на нет и плавился в небе. Занзас застёгивал молнию на ходу, щурился на тонкий, блин, профиль, и ему казалось, что он всю жизнь шёл к вот этим глазам, плечам, гонору, к этому белому бешенству – самому пизданутому мужику на земле. И пока шарил под задним сиденьем в поисках бутылки с водой, сглотнул жидкую слюну – от нервов.
Он бы, может, заорал, но вместо того стал хлебать с горла.
Ну ёб твою мать…
Мусор, – слова душили его; Вонгола нашёл взгляд Скуало. Найти бы ещё свои яйца. – Поговорим.
Не то чтобы он боялся, что его отпинают, как гнойного гомосека. Был он, был мусор – и оба в формате какого-то отдельного от нормального жанра.
Он знал Супербиа кучу лет, по субъективным ощущениям – просто вечность. Знал характер, привычки, все замашки, как быть с ним рядом. Знал, что тому хватило бы дури ответить на поцелуй просто из своей абсолютной преданности, он вообще был такой – экспансивный, идейный и больной на всего себя.
Но целовался Скуало вчера с языком. А сегодня Занзасу было очень непросто.
Что принято говорить? Я дрочил на тебя в душе, ударение поставь сам?
Хочу тебя на регулярной основе? Ты охуительно разрываешь меня на части?
Нужно было как-то по-человечески.
Вонгола бросил нагревшуюся минералку на кресло, та перекатилась с мокрым звуком. Легче ни хера не стало.
Он словно видел себя со стороны: насупленный, напряжённый, будто морду бить собрался, а сам не знал, как помягче спросить о чужих чувствах. С собственными он определился.
Хочу быть с тобой, – начал Занзас с главного.
[AVA]http://s0.uploads.ru/YlsvZ.jpg[/AVA]

+5

3

[AVA]http://sa.uploads.ru/vEA0M.jpg[/AVA]
С рождения акуле уготована незавидная судьба: остановишься – сдохнешь. Обреченная на вечное движение, морская хищница не знает отдыха и покоя, как и не знал его и Скуало Супербиа, мчась куда-то в водовороте жизни. Движение всегда давало выход его бешенной энергии и уверенность в том, что он сможет очистить, смыть и уничтожить все преграды, возникающие на пути. Беспокойная натура мечника до момента, когда машина, недовольно взрычав, остановилась, проявлялась во всей красе в перепалке. Какой-то наивной, детской, немного глупой, но в тоже время такой уютной и знакомой, где он, как и раньше, хвалился собой, а Занзас, как и положено, фыркал, насмешливо комментировал, а все проблемы последних дней разбегались прочь точно так же, как добыча от запаха хищника.
Скуало несло и несло, он уже сам не понимал куда и как. Трепать нервы он не хотел, но и молчать не мог: распирало от всего невысказанного и сдерживаемого. После выразительного взгляда огненных глаз он прикусил язык и затих, не став поднимать очередную волну в сторону Занзаса. Так было всегда, что в дикой молодости, что потом: Вонгола умел расставлять границы, а Супербиа с уважением их соблюдать. Он понимал, что никакие доказательства преданности после вчерашнего разговора, расставившего всё по своим местам, были больше не нужны, но всё равно ещё не свыкся с новым миропорядком и был готов бесконечное число раз пойти на любую жертву ради него. О последствиях он не задумывался. Делал то, что велело сердце. Хотел – резал руку, хотел – орал, высказывал всё, что думает, набивался в друзья, наматывая вокруг круги, как это было с Занзасом. Поиск причин, объяснений и самоанализ – это не то, в чём Скуало был силен. Куда важнее были инстинкты, чутье, эмоции. От чего в очередной раз рвёт крышу? А что удерживает на краю? Он не знал, но все эти крючки-предохранители-двигатели в нём где-то жили и исправно работали.
Занзас вышел из машины, а Скуало ненадолго задержался, почти сразу ощутив, что та теперь напоминала сковородку. Даром что не шипела и не жарила. Ему не терпелось оказаться там, снаружи, где было так же жарко, безветренно, как обычно и бывает в предзакатное время, но всё равно в разы лучше. Где-то там призывно блестела синева морской глади, мечник уже схватился за ручку на дверце, которую недавно стискивал, раззадоривая Занзаса, но настойчивый звонок телефона остановил его. Пока Босс занимался своим «важным делом», Супербиа, выслушав очередной мозговынос, коротко рявкнул, чтобы дождались его: не горит, мать их! После чего кинул сотовый куда-то не глядя и выскочил из джипа, не желая там больше задерживаться ни на секунду, так быстро, как пробка из бутылки шампанского, которое перед открытием хорошо взболтнули.
Ноги несли стремительно и легко. Он не знал куда, главное было идти, но довольно скоро Скуало сориентировался, устремившись к самому высокому каменному выступу над обрывом. Там и остановился. На самом краю. Жадно делая глубокий вдох, закрывая глаза. Мир вокруг напоминал ему огромное животное, которое устало замирало и затихало после длинного, выматывающего дня, а в клубах сизых теней, пока только наметившихся в ущельях, пробуждалась особая, тёмная и тайная жизнь. Без привычной тяжести длинных волос за спиной он чувствовал себя парящим, словно возвращаясь в детство. К тому времени, когда всё-всё казалось возможным и ясным. Он открыл глаза, чуть прищурился, смотря вдаль, к горизонту. К неизведанному, запретному и манящему. Где море дышало спокойствием, а загоревшееся небо соединялось с ним у неведомой черты, которой уже коснулся край огненного диска.
Скуало, закрыв глаза, раскинул руки, замерев на несколько десятков секунд – больше пребывать в статичном состоянии он не просто не мог. Пьянящее чувство – ещё шаг и всё.
Конец.
Но он привык. Ходить по лезвию. По краю. У грани. А за спиной словно отрастали крылья. Весь день он никак не мог успокоиться и прийти в себя, выполняя обычную рутинную работу, раздавая приказы, пинки, но всё это было всего лишь фоном. Настроение стремительно взлетало вверх, как птица из клетки. В чём конкретно было дело – в волосах ли, в том, что произошло вчера – он не знал. И не хотел знать. Его несло, как лодку, попавшую в бурное течение. Акула мало того, что не собирался сопротивляться ему, так ещё и охотно желал оказаться в самом центре, где все бурлило и кипело...
Занзас возился у джипа, Скуало почувствовал на себе его взгляд и обернулся – резко, всем телом сразу, усмехнувшись и мотнув головой, откидывая с глаз непривычную короткую чёлку. Явно что-то висело в воздухе, как зрелый плод, готовый упасть. Или ещё нет? Всё-таки да.
Врооой!? – громко отозвался Супербиа, услышав раскатистое обращение, и поспешил к нему. Скуало знал эту властную интонацию, знал этот взгляд. Вот только о чём конкретно пойдет разговор? Занзас, которого он знал, с таким выражением, полным решимости и твердости, говорил то, к чему пришёл после долгих размышлений. Что было у него на уме? Что вертелось там непрестанно, не давая покоя? Будущая церемония, новые враги, сожаления о прошлом, мысли о будущем? Шимон, Савада, Талбот и так далее? Серые глаза смотрели на него внимательно, серьёзно. Скуало, замерев в ожидании, был готов выслушать любой приказ, любые слова. Всё то, что Занзас хотел сказать. Как и положено правой руке, Главному Хранителю. Неловкости не было, если события прошедшей ночи были лишь минутным порывом, то Скуало больше никогда и не собирался поднимать эту тему. Вот только именно она и была для Занзаса на первом месте.
Глаза Скуало широко распахнулись. Он, забыв как дышать, не сразу поверил в услышанное. Не плод ли взбудораженного воображения? Не больная ли фантазия?
Но четыре коротких и ясных слова всё ещё звучали в голове. Обнажено и открыто, честно и откровенно. Всё на поверхности. На открытой протянутой к нему ладони.
Без фальши, обмана и прикрас.
Смотрел и смотрел на него. На этот излом бровей, пламя в глубине глаз, на их выражение – и никак не мог прийти в себя. Пауза затянулась. Время остановилось. А, может, сойдя с ума, пронеслось тысячелетиями. В серых глазах вспыхнуло что-то. Ответ Скуало был простым и естественным. Единственно возможным. Резко сорвался к нему, обнимая так крепко, как только мог, не желая отпускать, прижимаясь щекой к его щеке, выдыхая, не в силах сказать хоть что-то.

+4

4

Всё было ясно с самого начала, с пронзительного узнавания и нелепой клятвы. Вонгола знал, что тут победил раз и навсегда, и потому было страшно. У всех есть что-нибудь хорошее, правильно? Кто-нибудь, кого никогда не будешь готов потерять.
Когда-то Занзас думал убить отца, потому что тот разрушил его жизнь; убить Саваду, потому что щенок впутался в чужой гештальт; убить Скуало, потому что казалось, что станет проще. Через неделю после боя Неба Вонгола пошёл в его комнату, лёг рядом со спящим мусором и поцеловал его. Так он принял первое настоящее решение – не перекладывать ответственность за ненависть к себе на других. Не говоря о том, каким чужим он был для них всех, как ужасно далёк, на восемь лет пойманный в мгновенье персонального ада.
Скуало долго смотрел нечитаемым взглядом. Или это Занзас не мог расшифровать, потому что попытки справиться с собой забивали всё остальное. Он и правда не знал, чем обернётся ситуация: в том, несбывшемся будущем они вместе не были, а у Вонголы даже нарисовались постоянные отношения на стороне. Но и там, и здесь они были близкими людьми, и Занзас не считал нужным искать причины этой близости. Можно было лить воду о том, что с их ублюдочной работой нормальная человеческая связь невозможна. Что довольствуешься малым, тем, что всегда у тебя под боком.
Скуало не был «малым». Занзасу сказочно повезло, так, как фартит немногим людям, будь они тысячу раз уважаемы, благородны, богаты, красивы, влиятельны, сильны. Наверное, только обломавшись по полной, начинаешь понимать, что вода может разрушать, что ярость может созидать, что счастье не зависит от внешних обстоятельств. Побед, поражений, взаимности.
И в особенности от управляющего закона.
Где-то кричали чайки; Занзас стоял, пригвождённый к земле, под радиоактивным солнцем. Такой тупой, такой влюблённый.
Щека у Скуало оказалась прохладной; Вонгола покачнулся, чувствуя себя так, словно его сбило грузовиком. Его раскатало и оглушило; на периферии билось ощущение объятий, рук на спине, к которой прилипла рубашка.
Охренеть, – выдал Занзас, перехватывая живой рукой за шею, ища его глаза, губы… ну хоть что-нибудь.
Поцелуй получился мокрым и бестолковым, именно таким, каким Вонгола себе никогда и не представлял. К хорошему нельзя быть готовым. Он понимал, что его несёт, что он творит какую-то чушь, лезет руками под рубашку, ощупывает поясницу и бока; то напирает, вдавливая всем весом в нагревшееся крыло тачки, то подаётся обратно, чтобы ещё раз посмотреть в лицо, пройтись пальцами по горлу, по груди в расстёгнутом вороте, сжать в кулаке короткие взмокшие волосы на затылке Скуало.
Вчера всё было гораздо проще. Пока тебе не дали зелёный свет, спать на одном диване не такое великое дело.
Садиться за руль и катить к Талботу не хотелось. Занзас не знал, как мусор его услышал, в смысле, что для него значит – быть вместе. Что там у него считается якобы нормальным. Спрашивать было глупо, Вонгола и вопрос сформулировать толком не мог – просто пялился на его яркий рот, отстранённо соображая, что неплохо бы прояснить. Что, пожалуй, перевозбудился. В голове в беспорядке роились мысли – влажные, хлюпающие, голые мысли, в которых зверски тянуло сознаться. И когда Скуало осклабился – а может, он просто собрался что-то сказать – Занзас поведённо, примирительно провёл по его зубам языком.
У тебя есть кто-нибудь? – Вонгола сам проебал момент, когда сквозь рвущую на части экзальтацию на ум пришло обыкновенное, низменное. Человеческое.
[AVA]http://s0.uploads.ru/YlsvZ.jpg[/AVA]

+5

5

[AVA]http://sa.uploads.ru/vEA0M.jpg[/AVA]
Слова – бурный поток, сносящий все на своём пути, слова – затхлое болото, обволакивающее и утягивающее на дно под тяжестью форм, метафор и стилистических нагромождений, стягивая путами обмана и лжи. Слова –  тлен. Один же жест, взгляд, прикосновение порой важнее тысяч слов. Для Скуало, оглушенного и ошеломленного, время, дрогнув всеми стрелками, остановилось и застыло, вплавляясь в янтарную смолу этого угасавшего, окрасившего мир бледно-золотистыми красками заката. Трудно было привыкнуть к новой клятве, к новой связи между ними. Ещё труднее – понять и осознать всё, что произошло и происходит. Резкая граница, разделившая жизнь на «до» и «после» была пройдена, вот только когда? Вчера или сегодня? Или вот сейчас, когда знакомый жар тела, опалял совершенно иначе.
Что он сам всегда хотел от Занзаса? Просто быть рядом. Иррациональное, невероятно сильное и необъяснимое желание.  Железо же не спрашивает, почему его тянет к магниту. Это – физический закон, которому ничто не может противостоять. Так и в его случае… с самого начала их отношения были необъяснимыми и запредельными, на уровне инстинктов и чувств. Осознание к Скуало пришло постепенно, не без  помощи сторонних наблюдателей, ехидных замечаний и шуток, так прочно вошедших в повседневность, что на них уже давно забили и перестали обращать внимания. Как будто все знали о том, что именно скрыто внутри сейфа его души, а он, как последний идиот, держа ключ в своей руке, всё никак не решался проверить его содержимое.
Ему никогда в голову и не приходило сделать шаг навстречу: страх навсегда лишиться привычного уклада жизни приучил ценить синицу в руках. Воспоминания о будущем лишь утвердили в правильности своей позиции и расставили все знаки препинания в этой странной истории. Скуало казалось, что нового уже не будет, но всё-таки настоящее подкинуло фантастический сюрприз, в который всё еще не хватало сил поверить.
Руки – живая и искусственная – крепко сжимали Занзаса, как капкан свою жертву, как акульи челюсти пойманную добычу. Одна – на шее, другая на спине. Благодаря этому он сам словно удерживался на краю реальности, зная о коварстве фантазии и иллюзий, но также зная, что когда все чувства обмануты, то всё, что остаётся, это – найти свой якорь и верить своему чутью.  И Супербиа не сомневался, что вот это – самое реальное, что было в последние дни, полных смутных образов, призраков прошлого и сомнений.
Жарко от рук, от губ. Жарко. Как мороженому под палящими лучами солнца, как плавящимся часам со сюрреалистических картин Дали. Жарко… От поцелуев сносило крышу в разы сильнее, чем от всего прошлого сексуального опыта. В жизни бешенного мечника как-то так вышло, что все романтические периоды и заскоки пришли на те годы, когда было совсем не до буйства гормонов. А он сам, слишком нервный, слишком подозрительный, как затравленный псами волк,  боясь подставы и мести, сторонился женщин. После Конфликта колец Супербиа почувствовал себя свободнее и, иногда составляя компанию Занзасу, стал ходить с ним по борделям, взяв за правило никогда не встречаться с кем-то больше одного раза. С шлюхами, конечно же, разговоры по душам не ведут, и уж, тем более, не целуются. До непослушных, словно резиновых, губ и сбитого дыхания. До такой тяжести в ногах, что если бы не крыло машины, вряд ли бы удалось сохранить мало-мальски вертикальное положение. Не понимая, почему так реагирует, он жадно хватал воздух, пытаясь отдышаться и хоть немного прийти в себя. Эмоции накатывали прибойными волнами, одна за другой, мешая думать, соображать. Скуало не сразу понял, что именно спросил Занзас. Брови сначала сошлись к переносице, потом разошлись в стороны и поползли вверх.
– Врооой… – удивленно посмотрел он, чувствуя себя одновременно опустошенным и счастливым, и каким-то совершенно другим. Вопрос Занзаса был странным, он сам не представлял откуда вообще может взяться эта самая «пара», когда он вел такой сумасшедший и дурной образ жизни, открытый перед ним, как на ладони. На губах скользнула и появилась тонкая, счастливая усмешка, Скуало отрезал, как мечом: – Нет.
Но было то, что волновало его самого и не давало покоя с утра, но он, обуреваемый чувствами, не зная, как реагировать на произошедшее ночью, а может вообще забыть, отбрасывал прочь все мысли и уносился опять по делам. Но теперь…молчать он не мог.
– Занзас… – он посмотрел ему в глаза, не зная, как именно сформулировать свои сомнения чётко и понятно, но слова не хотели складываться в предложение, пока не слепилось в фразу: – Почему…  именно сейчас?!

+3

6

Алярм!

У Занзаса стресс
Keane – Somewhere only we know

Рука Скуало на спине жгла сквозь ткань. Занзас представил, как это будет: если мусор дотронется по-настоящему, к коже – и медленно переступил с ноги на ногу. Вонгола старательно не форсировал, сдерживался секунды две, но затем теснее прижался бёдрами.
Дал себя почувствовать.
Это у Скуало всё сейчас вызывало удивление, а Занзас уже много лет размышлял, взвешивал и визуализировал. Их рубашки слиплись между животам. Хотелось задрать на нём мокрую тряпку, опуститься на колени и донести смысл признания по-другому – дело у Занзаса всегда шло впереди слов.
Только в этот раз нужно было говорить. Да и как подступиться, он пока не знал.
Как, чтобы не.
Солнце садилось. Машина медленно остывала в синих тенях деревьев, и Скуало было наверняка жарко вот так стоять, но выпускать его из захвата Вонгола не спешил. Он понятия не имел, что у мусора с личной жизнью: специально в это не лез, только подмечал при случае. Как его Акула обращается с девочками, каких выбирает. В картинку все эти сведения не склеивались, да и в папиков они наигрались ещё лет пять назад.
Сам Вонгола несколько раз пытался в серьёзные отношения – значит и мусор мог.
Теоретически.
На деле ситуация была непроссыкаемой. Иной раз он ловил на себе взгляд, вслушивался в интонацию, но это же Скуало, а не трепетная девица. Его меч, его стратегический капитан, его лучший друг в конце концов. Давнишний поцелуй и эрекция во время редких спаррингов не в счёт.
Сладкое «Нет» Занзас мокро слизнул с усмехающегося рта. С торжеством отступил на полшага – просто чтобы рассмотреть и ощупать, как игрушечного.
– Почему… именно сейчас?!
Он так и замер – с рукой в вороте чужой рубашки. Под пальцами бился пульс Скуало, подушечки скользили по влажной коже, и противно ни хрена не было, наоборот – Занзас знал, что сейчас там ярко пахло телом, теплом. Проверить это он не успел, всерьёз задумавшись над вопросом. Тянуло рассмеяться – и одновременно внутри кишки переворачивались.
Я не наёбываю, – понял Вонгола по-своему, – но в двух словах не расскажешь. Обсудим у меня сегодня? – предложил он сразу всё: и откровения, и себя, и близость.
Осёкся, соображая, не перегнул ли. Ну какого чёрта: если это для мусора слишком, то он изначально ошибся в Занзасе. Вонгола умел быть вкрадчивым, осторожным и плавным, но если вскрыть магматическую камеру, давление упадёт и огня не избежать.
Он всё-таки вдохнул запах – у основания шеи, мазнув носом и губами по коже. Легче не стало. Тяжело сглотнув, Занзас подавил желание пустить в ход зубы. Успеется.
Давай уже в машину, – попросил он.
Поймал напоследок взгляд Скуало – по спине тут же побежали мурашки – и отстранился. Они вообще-то к Талботу направлялись, но уже сейчас Вонгола понимал, что не доедут. Что ему нужно куда-то себя деть, что-то решить с этим напряжением ниже пояса.
Скоро они съехали с трассы и ещё минут двадцать неторопливо петляли по зарослям цветущего олеандра. Всю дорогу Занзас молчал, на Скуало старался не смотреть и изо всех сил изобретал, как жить дальше. До признания было проще. Не было мучительной неловкости и необходимости что-то комментировать. Теперь Вонгола чувствовал себя обнажённым.
И смешным.
Нет, скорее будто он на офицерском собрании пытается родить речь, а у него колготки под форменными брюками, и все вокруг об этом знают.
Остановив «махиночку» между двумя раскидистыми кустами, Занзас заглушил мотор и только чудом вспомнил о сигаретах. Ему даже спокойнее стало от этой мысли.
Талбот не будет без нас скучать, – криво усмехнулся Вонгола и наконец повернул к мусору голову. Всё он уже понял, не тупой ведь. – Я сто лет не плавал.
Совсем близко шелестел прибой, и сумерки были сиреневые, светлые, ласковые.
[AVA]http://s0.uploads.ru/YlsvZ.jpg[/AVA]

+2

7

Ощущения, слова, эмоции, прикосновения – всё вместе и сразу –  сбивали с ног не хуже ураганного ветра, пьянили, как молодое вино, не давали прийти в себя. Он чувствовал себя  как капитан корабля, который непроглядной ночью в бурлящем море налетел на скалу. Теперь понять, что и как изменилось, как жить дальше и оценить способно ли это разбитое корыто плавать, можно было только с восходом солнца, когда шторм угомонится, а свет ярко высветит все изменения. Опомнился Скуало на сидении в машине, подчинившись приказу-указанию на автомате. Рот наполняла вязкая, тягучая, как смола, слюна. Он с трудом сглотнул, смотря перед собой, но не замечая ничего. Снова убегающая в бесконечность дорога, снова мелькание ветвей, мерная работа мощного двигателя. Быть может, всё ему привиделось? Приглючилось от жары и стресса? А они всё также продолжают путь к Талботу, как и минуту, час, день назад… Чёрт возьми, сколько они уже едут? Внутренние часы отказались работать напрочь.
За окном остывала раскалённая природа, а внутри все бурлило и готовилось закипать. Всё было слишком неожиданно, слишком ошеломляюще. Он не представлял, что возможно и такое будущее, что наступит день, когда они перестанут быть друзьями. Маятник их отношений уже делал широкий размах в противоположную сторону во время Конфликта Колец, когда они готовы были поубивать друг друга, а теперь вот решительно сместился в другое направление. Но при всём при этом одно не давало покоя. Эта мысль червяком точила сердце, засела и упорно не хотела выкорчевываться из мозга. Неужели дело было только в Тимотео? В этом старом, прогнившем до мозга костей старике? В его железной, удушающей хватке на горле каждого? В его хитросплетенных сетях интриг? Скуало знал, что Девятый всегда был важен для Занзаса. Неужели настолько, что тот не был свободен в своём выборе? Не хотелось так думать. Тогда чего ему раньше не хватало? Отрезанных волос? Равенства? Свободы? Себя? Чего же искал? А ждал? Всю дорогу мысли крутились вокруг этой темы, и избавиться от них он никак не мог.
Когда машина остановилась в очередной раз, так и не доехав до точки назначения, мечник кинул быстрый взгляд на спутника. Нет, ничего  не привиделось. Занзас решился и отступать не собирался. Скуало приподнял брови, услышав его слова. Что ж, всё верно. Два раза повторять ему ничего не нужно. Что-что, а соображал он всегда быстро. Особенно в нужный момент. Поймав его взгляд, от которого пробрало, широко усмехнулся и кивнул.
–  Врооой! – коротко, громко и весело выкрикнул Скуало, выскакивая из машины, как чёртик из табакерки. Он быстро отцепил свой протез, швырнув высокотехнологичное изобретение на сидение без особых церемоний, потом понёсся к Занзасу, на другую сторону. – Лапу сдёрни!..
А то понесет же Занзаса в воду со всей терминаторской начинкой, с него станется, а протезы дохли от жидкости. Без всякого промедления Супербиа потянул рукав его рубашки, добираясь до железки и помогая, поторапливая в каком-то буйном и весёлом возбуждении.

***

Купание в вечернем море, нагретом жарким августовским солнцем, обессиливало, наполняя тело приятной расслабленностью и ленью. Особенно такое, как сегодня. Но Скуало не был бы собой, если бы не вынырнул из этого состояния дрёмы в самые короткие сроки. Не будь тут Занзаса, ровное тепло тела которого успокаивало, пригревая, как очаг нагулявшегося на охоте пса, Супербиа бы уже давно умчался неизвестно куда и в какие дали. Например, полез бы вон на тот горбатый утес, врезавшийся вглубь моря, или стал перепрыгивать с одного выступающего камня на другой… Сегодня вместо этого Скуало сначала растянулся на каменистом берегу рядом с ним, чувствуя под спиной бугристую выпуклость камней, обточенных и сглаженных морем за бесконечные годы, но долго так не выдержал: бухнул голову ему на живот, как не делал никогда раньше, и теперь мерно приподнимался и опускался в такт его дыханию. До этого момента они столько раз засыпали рядом, отдыхали после тренировок, просто валялись на диване, обсуждая планы или всякую чепуху, но всё это не имело того значения и окраса, что сейчас.
Небо уже дырявили первые проколы острых звезд, а само оно, окончательно теряя темно-красные оттенки, становилось все темнее и глубже, насыщеннее и величественнее. Волны набегали на берег, тихо и размеренно, убаюкивая и успокаивая.
Да, они не доехали до Талбота, до резиденции Вонголы или Варии, но оба прекрасно понимали, что именно здесь, на забытом всеми не пригодном для купания изрезанном и каменистом побережье, вдали от всех людей, проблем и мафии, они и могут просто побыть рядом, побыть самими собой. Или поговорить обо всем открыто, без купюр и масок. Скуало был нужен этот разговор, ему хотелось понять мотивы Занзаса, которые привели к такому выбору. Сейчас ему требовалось конкретный ответ на конкретный вопрос.
Врооой… – протянул Супребиа, привлекая внимание к себе и отводя взгляд от неба. – Поговорим?
Этот вопрос не был ультиматумом или требованием. Всего лишь предложением. Скуало понимал, что Занзасу, не решавшему никогда сгоряча и не рубившему с плеча, требовалось время, чтобы собраться с мыслями. Если тот считает, что момент пока не настал и разговор, начавшийся на закате, ещё не может быть продолжен, то подождёт. Что-что, а ждать он умел. Не спеша живая ладонь огладила его предплечье, изучая, как в первый раз, словно он был слепым. Потом пальцы прочертили дорожку по запястью, обвели ладонь, скользнули между широких, горячих пальцев и сжали их. 
[AVA]http://sa.uploads.ru/vEA0M.jpg[/AVA]

+2

8

Офф

Red Hot Chili Peppers – Don't Forget Me

– Я выдумала идеального мужчину. Красавец, обожает меня и не может сказать практически ни слова. Что это обо мне говорит?
– Всё… Прости, я сказал «всё»? Я хотел сказать «ничего».

(с) Доктор Кто

Если бы Скуало знал, сколько сценариев, фантазий и заготовленных признаний было у Занзаса. Миллион с небольшим. Скла́дные и убедительные слова, драматичные декорации, пылкие поцелуи, откровенные ласки. И всё это было ничем по сравнению с его неуклюжим объяснением, стыдным возбуждением и неожиданно счастливым и оживлённым мусором. Скуало не просто не отверг, а был рад – к этому Вонгола оказался совершенно не готов.
– Я что, один буду позориться? – Занзас как раз решился и снял мокрые после моря трусы. Он только что кончил в солёные волны, в кулак Скуало, целуя мусора и не имея возможности дотронуться: держаться на плаву, когда у тебя лишь одна рука, не то чтобы удобно. Член ещё толком не опал, был чувствительным, так что нахер, решил Занзас, эту влажную ткань и соль, от которой щиплет всё на свете.
Боксёры Вонгола кинул на горячий после солнечного дня камень. Потом курил и обсыхал, стоя к мусору спиной – чтобы не смущать.
И, конечно, Скуало даже не думал смущаться. Устроился на тонкой подстилке, что стянул из багажника (чего там только не было навалено), и бросал на Занзаса быстрые заинтересованные взгляды. Вонгола поймал один такой, пока расслабленно и ни о чём не подозревая крепил протез, и в ответ подсмотрел деликатный рельеф, проступающий сквозь хлопковое бельё мусора. От молчаливых, но таких выразительных переглядываний стало смешно – и они смеялись, а затем их снова притянуло друг к другу.
Наигравшись, оба притихли на время.
Занзасу было настолько хорошо, что он забыл поворчать на счёт впивающихся в задницу и спину камней – просто лежал и балдел, перебирал густые светлые волосы Скуало, почти дремал.
Затем мусор заговорил.
Вонгола знал, что рано или поздно придётся разложить всё по полочкам – и для Скуало, и для себя тоже, – но надеялся, что сумел оттянуть этот момент. А теперь, когда вопрос прозвучал во второй раз, было нелепо избегать объяснения: уже наворотил – оставалось разрубить гордиев узел до конца.
Нелегко было формулировать то, что копилось на душе годами… и пусть. Занзас был каким угодно, только не трусом.
– Давай, – согласился он, отвлёкшись на тёплое прикосновение, сжал пальцы Скуало – чтобы показать, что заметил и ему приятно. Хотя руку пришлось всё-таки высвободить: Вонгола расправил и надел брюки на голое тело. – Что хочешь знать? Почему ты? Почему так долго? Почему сегодня, а не неделю назад? – Занзас сел, согнув ноги в коленях, и стал похож на кузнечика. Помолчал. – Кто был до тебя?
Последнее не казалось ему пустяком. Во всяком случае, самого Занзаса и большинство его девок подобное волновало.
Он посмотрел на мусора сверху вниз, и что-то переменилось в тёмном от шрамов и теней лице. Вонгола склонился к Скуало – нагретый телом крестик легко и щекотно скользнул по чужому подбородку – и чмокнул в губы. Совсем по-детски.
– Вот это помнишь? – усмехнулся Занзас. Он инстинктивно сунулся понюхать Скуало в изгибе шеи. Нос у Занзаса был чуткий, а пахла Акулища хорошо, ненавязчиво, знакомо. Вонгола почему-то сглотнул.
[AVA]http://s3.uploads.ru/I4TKk.jpg[/AVA]

+1

9

Офф:

Звуки природы - Плеск волн

Спокойствие, безмятежность и расслабленность разносились вместе с током крови под кожей, наполняя сердце. Монотонный плеск волн, с сонным шепотом облизывающих берег, тихий гомон начинающейся ночной жизни становились тем уютным фоном, который придавал этому вечеру особое звучание. Супербиа был уверен, что запомнит навсегда. Этот вечер, этот пляж, эти ощущения и каждое слово. Ему совершенно не мешали ни камни, ни прохладный воздух на влажной после купания коже. Наверное, Занзасу, привыкшему к максимальному комфорту и удобствам, не было так же хорошо, как и ему, но именно здесь, вырвавшись из привычной техносреды они могли поговорить без лишних ушей. Начистоту. Конечно, если пришло время.
Согласие на разговор было сопровождено лёгким тычком. Скуало с неким сожалением отстранился, уже привыкнув как к приятно горячей коже под щекой, так и расслабляющим прикосновением к волосам – ласка, забытая с давних времен. Но он, слишком расслабленный и довольный жизнью, всего лишь вытянулся рядом и пристроил голову на согнутой в локте правой руке – так было удобнее наблюдать. В сумерках, уже переходивших в полноправную ночь, Супербиа мог разглядеть без проблем лицо Занзаса: тот, занятый своими брюками, выглядел донельзя сосредоточенным, как будто ему предстояла встреча с донами, а не разговор с ним. Он не смог сдержать лёгкой усмешки, хорошо зная эту его обстоятельность. Видимо, без одежды, своеобразного доспеха, Занзас чувствовал себя совсем неловко и обнажено. Да и разговор предстоял не из простых.
Супербиа, дождавшись, когда этот ритуал с брюками закончится, сразу же понял, в чём была причина – слишком много вопросов он  себе намудрил, слишком о многом заморачивался, о чем сам Скуало даже бы не подумал.  Взгляды пересеклись. Блондин смотрел на него немного удивленно, не зная, с чего начать. Меньше всего его волновали бабы, место теперь которым было только в прошлом, но всё остальное было тесно связано и неизбежно возникало в его мыслях теперь, формируясь в простые вопросы: почему, как и когда.  Но произнести он ничего не успел. Прикосновение металла, а потом и короткий поцелуй, оставляющий лёгкий, обжигающий след на губах, вызвали у него сначала удивление, а потом уже понимание.
Врооой… Так меня тогда не приглючило? – он приподнялся на локте и посмотрел на него округлив глаза. Неожиданно ещё одна часть пазла встала со щелчком на своё место. В тот день, когда Занзас пришёл к нему после  Конфликта Колец, Скуало был безмерно рад вновь возродившимся отношениям, их восстановленной из пепла дружбы, в которой, казалось, оба разочаровались, наплевали на неё, прошлись не только грубыми подошвами военных ботинок, но и как минимум проехались несколькими танками… Но та всё равно выжила, воспрянула духом и снова связала их своими закалёнными нитями, которые раньше были похожи на канат, а с тех пор стали прочнейшими стальными тросами. Но было то, что не давало покоя. Может приснилось, может, фантазия сыграла злую шутку, но потом, когда после тяжелого, но сродни катарсису, разговору, Занзас ушел, Супербиа не мог отделаться от мысли, что было какое-то прикосновение к губам. Не подойдешь же спустя несколько лет с вопросом: «Врооой! Занзас, помнишь, ты приходил мириться? Ты меня тогда случайно не целовал?» Сама мысль о таком разговоре казалась дурацкой… И вот теперь… наконец-то, правда. Но он окончательно запутался, не понимая ни его мотивов, ни желаний…Ни-че-го.  Может, где-то когда-то поступил слишком вызывающе или грубо? Оттолкнул тупой шуткой или резкими словами? Он не был силён в таких отношениях, чувствуя себя рыбой, ткнувшейся ради интереса в тонкую сетку, но оказавшись спутанный ею по всем плавникам. – Надо же… А я всё время башку ломал – приснилось или нет!.. – воскликнул он удивленно. – Ты хочешь сказать, что уже тогда?.. – Скуало помолчал, не зная как сформулировать и донести то, что вертелось у него в голове. Мысли все равно путались, а слова не шли на язык.  - Я… Что-то не то сделал? Или?.. Занзас, я не понимаю. Столько лет… две жизни – и только сейчас?

+2

10

Офф

Ramona Falls – Melectric

Я не прошу избавить меня от боли. Я прошу избавить меня от сна, который сковал во мне любовь. Не хочу больше ровных дней, не ведающих о временах года, не хочу бессмысленного вращения Земли, которое не ведет ни к кому, ни от кого не уводит. Сделай так, чтобы я любил.

(с) Экзюпери к Палей

Сердце у Занзаса тревожно забилось – не быстро, но болезненно. Словно стало в два раза больше и лезло в горло. Было видно, что Скуало не понимает и пытается додумать недостающие факты самостоятельно. Как всегда бросался поперёк локомотива.
Колыбель и Конфликт колец стали для Занзаса точками невозврата. Он родился во второй раз, а любое рождение сопровождается кровью, плачем и разорванными узами. И когда боль немного утихла, он принялся изо всех сил расти и жить – уж куда муторнее, чем просто выживать назло врагам.
Да, Пламя у него редкое, страшное и разрушительное… Генетическая лотерея, случайная комбинация хромосом. Не заслуга и не божественная метка, а что-то сродни цвету кожи или глаз. Ярость давала силу, опору, ориентир, когда Занзасу требовалось вспомнить, кто он и на что способен. Но это уровень трёхлетки, который тискает свои гениталии, чтобы уяснить – пацан он или девка.
Сдаться было бы легко – Вонгола и так проиграл. Нет, хуже: он был выпотрошен, опустошён до предела, выскоблен. Занзас примирился с неизбежным концом: ведь «долго и счастливо» – это не для всех, так? Из него выдавили – как ему казалось – всё человеческое по капле, навязали сценарий существования, избавили от ответственности.
А потом вдруг оставили в покое. Свободным и всем безразличным.
Что делать с внезапно свалившимся «счастьем», он не то что не знал, а не хотел знать. И первым порывом было довершить начатое. Всадить пулю в голову, лишь бы не изобретать себя заново. Кто бы его осудил? Он потерял семью и восемь лет жизни.
Впоследствии Занзас пытался вспомнить, откуда возникла спасительная мысль, что главная битва – не в тёмном подвале и не на площадке перед школой, а в нём самом. Что жизнь прожить не поле перейти. Что страдание – это нормально. И всё это где-то уже было: не то в Книге Бытия, не то в Книге Иова. Он пошёл против отца – и был наказан. Он роптал – и ему доступно объяснили, что не хлебом единым, блин. Он возгордился – и потерял себя…
Он. Он сам. Не игрушка в руках влиятельных мафиози или высших сил, а неглупый мальчик, уже почти мужчина – в общем, человек разумный. Тот, который сам принимает решения и делает свой выбор. И вот он ад, сотворённый собственными усилиями.
Так витиевато Занзас, конечно, не формулировал – понимание просачивалось постепенно, как будто само собой. Укрощало  обожжённые чувства. Но где-то глубоко внутри Вонгола знал, что человеку нужен человек.
И тогда он пошёл к Скуало и поцеловал его. Скуало, которого недавно хотел убить, заклеймить как предателя, превратить в ничто. Своего лучшего друга. Своего «другого себя» – светловолосого и сероглазого.
Поцеловал, потому что Скуало был лучшей его частью – той, которую Занзас любил.
– А что принципиально поменялось? – взгляд у него сделался глубоким и, вроде бы, виноватым. – Можем подрочить друг другу? За руки подержаться в машине? – Вонгола устроился удобнее, подперев голову кулаком. – Мне вообще всегда ток девчонки нравились. Я долго тупил, извини, – он чуть иронично – и грустно – усмехнулся, мол, это же я, мусор, а у меня вечно дела идут через задницу. Занзас понимал, что может зацепить словами, но оно того стоило. – У меня были… проблемы. Ну там, общего характера. Не знал, что делать и чего хочу. Ни хрена не умел, – живой рукой он грел бок Скуало, без стеснения щупал тренированные косые мышцы – твёрдые, с заманчивыми очертаниями. Занзас по себе соображал, что тут тело реагирует чувствительно. – Разбирался, где моё, а где внушили. Сначала хотел образцовую семью, жену, ребятню, – он крепче сжал пальцы, будто Скуало мог сбежать. – Получалось так себе. Думаю, я просто зря себя надрючивал с этой темой. С образцовостью, я имею в виду. А ты всё время рядом мельтешил, глаз от этого замыливается.
Занзас сыпал откровенностями, потому что начинать отношения с мелкого, но очень критичного вранья не хотел. Если Скуало так нужно знать, пусть будет непричёсанная правда – выводы он сделает сам. 
– Избегал думать о тебе. Ненавижу ложные надежды, – Вонгола напряжённо читал выражение лица Скуало – боялся увидеть там обиду. – Ты же такой дурной и яркий, так легко влезаешь под кожу, – сглотнул. – И не подъедешь к тебе никак. Вдруг это у меня очередной тупой заёб, а ты оскорбишься и свалишь. И всё, и нет нас больше. Нахер оно такое? А сейчас я выбрал, я уверен. И сам не сбегу, и тебе не дам, – совсем нестройно закончил Занзас. С шумом – и как будто яростно – потянул носом воздух и подмял Скуало ближе, навалился – тяжёлый, горячий, твёрдый. – Ты мне поклялся, – напомнил он, сердито хмуря брови. Дальновидный, хитромудрый лев: сначала взял с рыбы слово, а потом уж «рискнул». – Поцелуй меня, – не то потребовал, не то попросил Вонгола – в его исполнении и просьбы звучали как приказы.
[AVA]http://sd.uploads.ru/mMCYg.jpg[/AVA]

+2

11

Занзас всегда умел менять пространство вокруг, подстраивать его под себя и в любых условиях оставаться собой. Даже не верилось, что совсем недавно тот никак не мог найти для себя подходящую лежанку на этом каменистом пляже: всё было для него не тем, не так, не его уровня, а сейчас, растянувшись рядом со Скуало, напоминал довольного жизнью вальяжного льва, который привычно устроился на любимом лежбище после сытного ужина. В его словах чувствовалась уверенность и твёрдость монолита. Супербиа отлично знал эту рокочущую интонацию, сейчас звучавшую по-особенному вкрадчиво: обволакивающе, как войлок или согревающе, как  мех: всё обдумал, обмозговал до последней буквы и решил. Скуало немного приподнял брови, услышав его первые слова: он был с этим не согласен! Как это ничего не изменилось? Очень многое! Если не всё! Но трудно было сформулировать это новое мироощущение. Ещё труднее передать. По факту, действительно, их доверие, общение, близость и до этого дня были на особом уровне, но сейчас... всё казалось другим, совершенно в ином свете. Всё равно что до этого момента он был или дальтоником,  или вообще принимал за реальность игру теней и миражи, как тот несчастный человек в мифе Платона.
Он слушал его внимательно, наконец-то начиная понимать, что те взгляды, которые порой ловил, те подозрения, от которых быстро отмахивался, всё-таки имели под собой почву. Занзасу же, меняясь и взрослея, пришлось пройти болезненный этап формирования и развития. Он был подобен дереву, которому пытались привить чуждые ветки, да ещё и варварским способом. Скуало видел, как тот, постепенно перестраиваясь, уходил от горького прошлого, отвергал всё ненужное, перестраивался и принимал себя таким, какой он есть. Сейчас Занзас раскрывался перед ним как любимая книга, которую Супербиа хорошо знал с детства, но в этот раз почему-то решил прочитать с другой точки зрения,  и наконец-то смог осознать, насколько та… глубока, прекрасна и таинственна. Прикосновения живой руки согревали тело ничуть не меньше, чем слова – душу. Вопросы же отпадали сами собой. Он получил ответов даже больше, чем рассчитывал.
Скуало усмехнулся, услышав напоминание о новой клятве.  Надо же, вот оказывается, насколько Занзас все продумывал – на десятки шагов вперёд, заморачивался всё это время, создавал стратегию, нарезал круги… Это не вызывало недовольство. Скорее наоборот, восхищение. Супербиа довольно неплохо за всё это время изучил Занзаса. Конечно, он не знал, какие именно думы кружатся за этим нахмуренными бровями, не подозревал, о чем конкретно сейчас может размышлять он, но был уверен, что даже какая-то незначимая ерунда, мелочь, деталь, над которой тот мог долго медитировать, в конце концов, сыграет свою роль. Вот так, как сейчас: звено за звеном, камешек за камешком – и в результате получилась прочная цепь, мощная стена. Он немного опешил, услышав его просьбу-приказ, но сам бы скорее назвал её проверкой. Неким тестом. Занзас и так сделал столько шагов ему навстречу, теперь же требовал взаимности, оказавшись совершенно беззащитным, с обнаженной, распахнутой душой и раскрытым сердцем перед ним.
Вот только… Подозревал ли Лев, насколько его Акулища дилетант по всем, что касается поцелуев? Он не мог сказать, был ли в его детстве такой момент. Как-то сомнительно. Особенно с его-то подходом ко всем девчонкам как к «тупым дурам». Хоть в школе растрепанный и энергичный блондинчик привлекал внимание особ с бантиками, но он предпочитал обществу этих непонятных созданий потасовки и драки… А когда мать приглашала их на дни рождения для массовки, то кривил лицо и искренне не понимал, нафига они тут юбки протирают. В сознательном возрасте ничего не изменилось. Он был всё также далек от женского мира и всё больше впитывал, поглощал в себя сталь и суровость мужского. Школа для мафиози, путешествия, знакомство с Занзасом, Вария… Он стал подозрительнее, злее, осмотрительнее и недоверчивее. Особенно к бабам, с которыми что по правилам омерты, что по правилам жизни – шутки всегда плохи. Змеюки в мешке, медовая приманка, коварство во плоти. А далее… далее были загулы с  Занзасом по злачным местам Сицилии, шлюхи, которых, как известно, никто никогда не целует. Так что в сухом остатке у него был тот мимолетный поцелуй на грани сна и яви, и те несколько сумбурных и порывистых в эти дни. В глазах Занзаса, казавшихся сейчас  чёрными, ярко поблескивали, словно угли в заснувшем костре, лукавство и задор. Он замер в ожидании, которое Скуало не собирался затягивать. Глупо, когда тебе под 30 лет, делать вид, что не умеешь целоваться. Даже если действительно особо не умеешь. Глупо после всего того, что они пережили, думать о том, что получится, а что нет. Это всё не важно. Есть только несколько десятков сантиметров, которые нужно преодолеть, есть только крепкая рука, потянувшая Занзаса за шею. Выдох. Вдох. И губы. Настойчивые и успокаивающее.

Эпизод завершён
[AVA]http://sa.uploads.ru/vEA0M.jpg[/AVA]

+2


Вы здесь » KHR! Dark Matter » Личные эпизоды » И море, и Гомер


Рейтинг форумов | Создать форум бесплатно