В заведениях такого типа людей всегда бывает достаточно, но полумрак и замысловатый тяжеловесный декор скрывают посетителей друг от друга. Маскируют, делают чужое присутствие ненавязчивым, почти интимным. Заведения такого типа что-то вроде тех анабиозных капсул, в которых консервировался экипаж «Ностромо» до прибытия в пункт назначения. Если бы снаружи началась перестрелка или бомбёжка, ни бармен, ни группа бизнесменов, ни худая белокожая европейка на высоком стуле у стойки не прервали бы размеренный вечерний ритуал. Заведения такого рода – это единственная приемлемая форма социализации для особ, чей взор направлен вовнутрь. Когда человек хочет настоящего одиночества, он – парадоксально – выбирает совсем другие места: шумные, многолюдные, раскачивающиеся на волнах несфокусированного кайфа и жёсткого бита.
Вот ещё один парадокс: тот, кто желает накачаться до нарушения моторных функций, не пьёт хороший виски или коньяк. Алкоголик не станет покупать напиток высокого класса, чтобы в скором времени перестать чувствовать его вкус. Занзас обычно заказывает «Далмор» потому, во-первых, что такой водится в баре отца. Неважно насколько дурна или хороша продукция марки: всё дело в том, что она была у него первой. Во-вторых, Вонгола постоянен и считает это достоинством. В-третьих, нельзя весь вечер просидеть, полируя взглядом надписи на бутылках, и не поучаствовать в обряде. Так заведено: ты платишь, тебе наливают, мир продолжает стоять на прежнем месте. Ты агент нормы, забавный язычник с католическим крестиком на смуглой шее.
Парадокс третий: Занзас всё равно нажрался. Как это получилось, он и сам не понимал. Вонгола умел пить, умел вовремя остановиться, да и повода никакого не было. Он приятно проводил время, теряя ему счёт, с видом философа размышлял о насущном и вечном, заказывал один тумблер за другим… и в какой-то момент поймал себя на деструктивных мыслях. А мыслил он витиевато и обманчиво последовательно, если был пьян.
Занзас считал эти мысли деструктивными, потому что они вызывали в нём смутное беспокойство: будто видишь знакомые очертания в густом тумане, но сколько бы ты ни шёл, коснуться истины не удастся. Какой-то кисель из мозгов в прагматичном насквозь мире.
Допив залпом холодный виски с подтаявшим в нём льдом, Вонгола полез за бумажником, когда услышал знакомый оклик. Он ухмыльнулся, потому что Луссурия – в своём пидарском прикиде и карнавальном настроении – Занзаса не смущал. Вонгола был не просто воспитанным человеком в дорогих шмотках – он, помимо прочего, мог позволить себе не быть снобом.
– Щаз, припудрю носик, – отчётливо пробасил он, жестом короля мира оставляя на стойке новенькие евро. После чего с невозмутимым лицом оттянул ворот рубашки – белоснежной, из баснословно дорогой ткани – и с громким щелчком поставил протез на место. – Готово. Валим.
На улице было свежо, и выпитое за вечер вовсе не казалось лишним, наоборот – приятно грело, пока Занзас раскуривал сигарету и искал в потёмках свой чёрный джип. Он пошарил в кармане на тему ключей и без церемоний вложил их в руку Хранителя.
– Давай за руль, я уже хороший, – неразборчиво прокомментировал он, зажимая зубами фильтр, и похлопал свою «махиночку» по капоту. – Только не в Варию. Хочу жрать и праздника, – он дёрнул на себя ручку двери и уселся на место рядом с водителем. – Ты ж ничем не занят?
Спросил Занзас скорее просто так, но человеку опытному, давно наблюдающему босса было бы ясно: состояние нестабильное, опасное, терзающие его вопросы вот-вот всплывут на поверхность, а кончиться всё может пальбой по голубям и маленьким детям.

[AVA]http://s4.uploads.ru/OMbR2.jpg[/AVA]

Не то чтобы нельзя было найти компанию на вечер: раззнакомиться с бабой, привести к себе – была у Занзаса квартира на другом конце Палермо, огромная и необжитая, – приятно скоротать время. Это всё было хорошо, правда, ни к чему не приводило. Занзас встречался с женщинами, они ему нравились, но доверять так и не научился. Не только бабам – вообще людям.
В конце оставалась лишь неловкость: не из-за секса, конечно, а от отсутствия близости. Вонгола хотел семью. Не призрак, который ему достался, а настоящую, по всем правилам – с венчанием, клятвой и потомством.
У всех было что-нибудь такое, всегдашняя заморочка, идея фикс. Маммон вот любил бабло, у Бельфегора был легион голосов в голове, Скуало жил мечами и вечным боем, а Леви – преданной службой.
Занзас скосил взгляд на Луссурию – так смотрят коты, когда притворяются, будто им по барабану, а на самом деле внимательно пристреливаются к мишени. Пасут свою цель, не трудясь даже глаза как следует открыть.
О Хранителе Занзас кое-что знал – достаточно, чтобы работать вместе. У того были младшие братья, которые погибли при несчастном случае. Была мать. Де-факто был отец, хотя в личном деле о нём не говорилось. Наверное, бросил жену и детей.
Занзас не сказать что жалел – понимал. Всё это очень напоминало сюжет его собственной дивной жизни.
– Навевает ностальгию о юности.
– Мы с тобой никогда толком не разговаривали, – высказал свою мысль Вонгола. Опустил окно, высунул руку в ночь, позволил ветру сбить с сигареты пепел. – Останови. Там пицца вкусная, – скомандовал он через минуту и щелчком пальцев отшвырнул окурок.
В пиццерии Занзас некоторое время изучал меню на стене за стойкой – зрение у него было отличным. В конце концов, кто тут боец ближнего боя, а кто – стрелок.
– Как к чесноку относишься? – уточнил он, послушно вставая в конец очереди.
Они привлекали внимание. Занзас верил в инстинкты, потому подозревал, что разоденься они под цивилов, ничего не поменялось бы. Люди вечно пялятся. Просто не знают, на что именно: на выкрашенный в салатовый ирокез, на сплав металлов вместо руки, на бурлескное боа, на шрамы. На Пламя, которое подмигивает из тонкого плана и светится, как радиационная метка. Даже Каваллоне с его умилительными обормотскими шмотками не канал за простого парня.
На выходе Занзас снова закурил, удерживая на раскрытой ладони горячую коробку. Оставалось найти место поуютней.
– Тут рядом апельсиновая роща.
Ни насекомых тебе, ни бешеного ветра. А вот на пляже ночью стыло – Скуало бы понравилось, этому мусору вообще были по кайфу экстрим и отсутствие комфорта. Вонгола любил вкусно пожрать, долго поспать, в то время как капитан закалял характер и кромсал всех, кто хоть как-то держал в руках меч. До сих пор непонятно было…
– …что у нас общего, – вслух подумал Занзас.
Он опомнился, но не смутился: всё равно собирался делиться мыслями. Солнце вообще к этому располагало – греться и открываться.
Хрень лезла в голову с самого утра. Устав дрочить на кафель в душе, Занзас решил было утопить деструктивные мысли в бухле, но на деле лишь разбередил воспоминания. О неистовой тяге до Колыбели, отчуждении – после. Поцелуе с привкусом больничных лекарств и дерьмовой жизни. Затем Вонгола навёрстывал: трахал всё, что было не против, стрелял по врагам, не отказывал себе вообще ни в чём – и не чувствовал насыщения. Понимал, что гештальт не закрыт.
Занзас и впрямь хотел нормальную семью, но что с того? Все его прежние желания привели в никуда. Пора было завязывать с бессмысленными амбициями и попытаться получить хоть немного удовольствия.

[AVA]http://s4.uploads.ru/OMbR2.jpg[/AVA]

Занзасу было уютно в компании Луссурии – да и с любым из офицеров. Они были бо́льшим, чем просто подчинёнными. Вслух Вонгола этого не признавал, но выражал отношением, обращением, а в случае Маммона – ещё и размером оклада.
Люди глазели на Лусса – больше заинтересованно, чем с осуждением, – а Занзас ухмылялся углом рта. У всех есть свобода быть собой. Солнце был честным пидарасом и отличным человеком.
– Поставь на сигнализацию, – попросил Вонгола. Он не спешил забирать ключи – ещё обратно ехать.
Они двигались по тёмной неасфальтированной улице вверх. Занзас нёс пиццу, которая жгла ладонь сквозь картон, и вдруг поймал себя на том, что второй рукой сжимает зажигалку в кармане. Не то что опять хотел курить: скорее пытался забить мысли простыми – и потому надёжными – удовольствиями. Выпить, посмолить, пожрать.
Он думал о человеке, которого, может, даже любил, но сам зассал принимать решение. Собирался сначала прояснить детали, освоить матчасть. Узнать – как это может быть.
Скоро дома закончились и впереди выросла металлическая ограда – высокая, но с редкими стойками. Вонгола наугад прошёл несколько метров вправо и действительно обнаружил проход, закрытый листом шифера. Занзас подвинул шифер, пригнулся и шагнул на территорию рощи… то есть, конечно, частного сада. Порой Вонгола вёл себя так, будто ему весь Палермо принадлежит.
Здесь хорошо пахло, а деревья шумели, как прибой. Было тихо и достаточно светло – лунного блеска хватало.
– Босс? Тебя что-то беспокоит?
Занзас прежде не оглядывался – знал, что Лусс не отстаёт, – а сейчас повернул голову, замедлив шаг.
– Типа того, – согласился он и опять замолчал, формулируя, потому что начинать с вопросов в лоб было неловко: Занзас и так целый день оттягивал этот разговор, прилично накидался для храбрости, дождался тёмного времени суток.
Ему было тяжело идти на откровение. Не потому, что замкнутый, а потому, что в сущности Занзас был чувствительным и нуждался в понимании. Не лучшие качества для мужчины, так что Вонгола справлялся, как умел.
– Хочу спросить тебя о разном. О личном, – начал он издалека, остановившись у лавки. Под ней лежал скрученный шланг для полива, стояли пустые деревянные ящики. – Падай, – пригласил Занзас, с усмешкой выдвинув один из них и пристроив сверху пиццу.
Покончив с наведением уюта и выпрямившись, Вонгола впервые взглянул прямо в лицо Хранителю. Дальше мяться было нельзя, Занзас без того чувствовал себя дубиной.
Малолеткой, салагой...
– Когда тема заебёт, скажешь, окей? – Вонгола понимал, что его задушевные беседы могли быть некстати. Что Луссурия не обязательно захочет делиться. Было непохоже, что тот скрывает ориентацию, но хер знает, как оно на самом деле. – Я, вроде как, – обречённо хмыкнул, – серьёзно запал на мужика. Блядь, – Занзас разозлился сам на себя. – Это Скуало. Вы всегда ржали на счёт нас, только это правда.
Он заткнулся и закурил – в который раз, – чтобы просто выглядеть менее глупо и не стоять с руками по швам. И напрочь забыл о еде.
– Но я не уверен, – Вонгола выпустил дым из лёгких. – Не ебу, что делать и стоит ли вообще. С тобой бывало? – он улыбнулся, хотя в голосе звучала невесёлая самоирония. Вся затея уже казалась провалом, но пути назад не было.

[AVA]http://s4.uploads.ru/OMbR2.jpg[/AVA]

Занзас выбрал «Четыре сезона», потому что этот рецепт был самым популярным после «Маргариты». А лучше всего готовят те блюда, что пользуются спросом. Он придирчиво выспросил про начинку: мидии, креветки, грибы, анчоусы, артишоки, маслины, помидоры, сыр, болгарский перец, зелень, специи и зачем-то апельсин. От апельсина было велено отказаться, а мидии заменить на курицу, положить больше маслинок и добавить чеснока. Вот так в самый раз. Вонгола не был гурманом, равнодушно относился к навороченным изыскам в пище, но вкусно поесть любил. Мясо он трескал в любом виде, кроме, пожалуй, сырого. А ещё очень уважал сладкое.
Хорошая еда поднимала ему настроение и вообще расслабляла. Голодным Занзас был настолько недовольным и разочарованным в жизни, что это передавалось окружающим: босса старались без жратвы не оставлять, если уж сам не добудет.
А сейчас он даже не взглянул на пиццу. Разговор обещал быть особенным – по крайней мере, для Вонголы. С какой-то глупой надеждой и наивным любопытством он ждал, что ответит Луссурия. Хотелось открыться.
По лицу Занзаса пробежала тень, и он обернулся – как бы между делом – к шуршащим за спиной деревьям. Никого там не было, конечно. Никого и ничего, кроме попытки спрятать свою реакцию. Для этого обращаются к психологам? Чтобы, не снимая «маски», поделиться сокровенным? Сухо и функционально, зато легко отделить зёрна от плевел. Существенное от второстепенного.
Только Вонгола нуждался в другом. Эмоциональном сопереживании, что ли, живом примере, надёжном слушателе, близком человеке.
Ему ведь для жизни, а не учебник писать.
– Не знаю, – честно сказал он, глядя на чуть запыленные носки своих дерби. – Наверное, после того, как этот тупой подставился под удар Джагера. А может, и раньше было, – Занзас пустил дым носом. – Я его как-то поцеловал, – наконец нашлись силы поднять глаза на Хранителя. – Он проснулся и сразу заорал. Хуй знает, что он там себе надумал.
Вонгола больше не дёргался, но всё же выглядел напряжённым. Он понимал, что чем точнее сформулирует запрос, тем более исчерпывающей и конкретной будет информация.
– Да я не пьяный, – отмахнулся он невпопад, зажигая в ладони Пламя и быстро избавляясь от бычка. Нахмурился, ещё немного постоял с руками в карманах, а затем тяжело опустился на лавку. После Колыбели Занзас пил, потому что это снимало боль в теле. Потом привык смягчать таким способом дурное настроение и тревогу; иногда хотел тупо полениться, порелаксировать. А мысли о Скуало – как сам Скуало – лезли без разбору что на трезвяк, что под мухой. Во хмелю даже назойливее. – Ни то, ни другое. Сегодня просто готовился… к диалогу.
Занзаса потихоньку отпускало – с каждым произнесённым вслух, а не про себя, словом.
– Думаешь, я ссыкло? Спорить не буду, – признал он с усмешкой. – Год назад мне такие беседы и не приснились бы.
Большие откровения выкристаллизовывались в его сознании постепенно. И оттого, что созревали они так долго, успевали прочно осесть в голове и выкрутить мозги набекрень. Не отделаешься и назад не отмотаешь.
Вонгола внимательно слушал Луссурию. Не то чтобы тот говорил совсем неожиданные вещи, но Занзас сравнивал. Себя и единственного гея, с которым мог обсудить своё, бля, влечение.
– А что мускулы? – Занзас заинтересовался и перестал чувствовать скованность. – В смысле, – он почесал раздвоенную бровь. – Посмотреть, потрогать?
И на всякий случай взглянул на Лусса. Хранитель был сильным мужиком, ладно сложенным, тренированным, но Занзас не оценивал его внешность как «привлекательную» или «сексуальную». Он вообще её никак не оценивал. С женщинами всё было определённо – Занзаса они заводили. Хорошенькие лица, мягкие волосы, сиськи, попки, ножки, влажные киски – всё это было приятно, знакомо. На счёт Скуало фантазия буксовала. Вонгола сто раз видел его голым: на море, в больнице, в общей душевой, когда в крыле офицеров накрылась горячая вода. Только на что там было смотреть? Худой, жилистый, и член явно длиннее, чем у самого Занзаса. Задница плоская, море шрамов, светлый кустик в паху. Ноги от ушей.
Возбуждать не возбуждало, но отчего-то же Вонгола это всё запомнил?
Хотя у него и с девчонками не сразу получилось. Не сразу и не без усилий. Демонстрировать изуродованное тело было стрёмно, эрекция то наступала неожиданно, то вообще не происходила. И он ничего не умел. Хотя последнее оказалось по итогу меньшей из проблем. А сложнее всего далось понимание, что шрамы не столько отпугивают, сколько интригуют. Потом-то Занзас привык, что он у девок «тигр» и «котик».
Но надо ли тащить в постель Скуало? Им, вроде, и так нормально.
– Чувства не напрягают, – осознал вдруг Вонгола. Он аж схватил кусок пиццы и стал сердито жевать. На самом деле он соображал, что именно его парит. – Скорее не уверен, что это у меня не блажь. Как-то же жили всё это время. Что поменяется, если подкачу? – спросил он не то Луссурию, не то самого себя. – А если мусор в лицо плюнет и съебёт в закат? Блин, он гордый, Лусс, ты даже не представляешь. Или ещё хуже, – Занзас проглотил и невидяще уставился перед собой. – Решит, что должен и тут мне уступить. Мне нахер не нужно его трогать, если потом в глаза друг другу никогда не посмотрим.
Занзас почувствовал себя подавленным. Он отложил недоеденный треугольник теста.
– Всё время думаю, смогу ли вообще. Прикоснуться, погладить… удовлетворить. Если самому не в кайф будет, то ему тем более, – язык у Вонголы окончательно развязался, и Занзас выкладывал как на духу всё разом. Пока не струсил опять. – Правильно или нет, но если сделаю, то это навсегда, – он помолчал. – Сейчас, может, будет хорошо. А что через десять лет? А киндеры и супружеский рай? Дай сок, пожалуйста, – в конце концов неловко и расстроенно буркнул Занзас.
[AVA]http://s9.uploads.ru/BE7qs.jpg[/AVA]